И тогда так же вот сказали: «Не паясничай!»

Вообще Олек иногда умный и славный малый, а иногда ведет себя так, словно хочет, чтобы над ним потешались.

— Заведующая на тебя рассердилась, — начал Владек, чтобы прервать неприятное молчание.

— Ничего, помиримся. В воскресенье я поеду к тетке, нарву цветов и к букету приложу записку, а в записке напишу золотыми чернилами: «Прошу прощения».

Олек стал рассказывать о том времени, когда сам ходил в детский очаг.

— Заведующая очень добрая. А тут есть другой очаг, так я и собаку туда не пустил бы. Ни за что ни про что за уши дерут и линейкой по пальцам щелкают. Воспитательница там такая злющая, вредная.

Владеку показалось, что Олек и в другой очаг тоже, должно быть, ходил, только недолго.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Хотя мама и предсказывала, что будет все хуже и хуже, дела их как будто начали поправляться. Пан Витольд из предместья Прага отдал отцу тридцать рублей, которые был ему должен, продали старый комод, — и опять на столе стали появляться масло и говядина. А маленькая Абу получила первые в жизни башмачки. Абу была спасена. Никто ее уже не отнимет, никто не унесет из дому. — Наша Абу! — говорят ребята с гордостью и, идя во двор, берут ее с собой.

Раньше ни Владек, ни Маня не хотели гулять с Абу; они считали, что им не пристало нянчиться с младенцем: ведь они в школу ходят. Но раньше Абу была только мамина, а теперь она общая.

Владек купил для нее настоящую швейцарскую шоколадку, от которой ее три раза рвало; Маня подарила ей свою куклу, ту, что поменьше, хотя было ясно, что Абу ее тут же разобьет; а Блошка с Вицусем плели и вышивали в очаге для Абу разные сюрпризы. (Заведующая все же приняла Вицуся в очаг, хотя он и слишком мал.)

День Владека проходит теперь так.

Утром Владек идет в лавочку за щепками на растопку, за хлебом и за керосином. Потом помогает убрать комнату, — вовсе у них не чисто, хотя они живут высоко. Потом Владек занимается с Маней, чтобы она не забывала того, чему ее научили в школе, и помогает маме.

Жалко, что он тогда не отдал и Манину метрику. Она бы тоже ходила в очаг и училась бы там шить. А теперь уже поздно.

Каждый день в четыре часа Владек отправляется в редакцию газеты. Там на стене здания вывешивают в это время свежие газеты с объявлениями о работе. Надо спешить, чтобы занять хорошее место и первым записать адреса лавок, где требуется посыльный.

Владек плохо знает Варшаву. Ему приходится то и дело спрашивать прохожих, как пройти на такую-то улицу, а когда, наконец, он добирается до места, всегда оказывается, что он уже опоздал или что он слишком мал и не умеет делать того, что требуется.

— Ну что? — спрашивала мама.

— Ничего, — отвечал Владек точно так же, как говорил отец, когда искал место.

Должно быть, очень много ребят искало работу, потому что Владеку часто приходилось слышать, что место уже занято. Мальчишки, девчонки и взрослые всегда толпились у стены, читая объявления. Эти мальчишки, девчонки и взрослые приходили сюда каждый день — всегда одни и те же, — значит, и они не могли найти работу.

Случалось, что шел дождь, но люди терпеливо стояли под дождем и ждали. Иногда газета запаздывала или приходило столько народу, что не протолкаешься, а издали прочесть нельзя — очень мелкие буквы.

Как-то раз, когда Владек искал мастерскую токаря, в одном дворе на него набросилась собака. Правда, не укусила, но штаны порвала.

Владек мог потребовать от хозяина собаки новые штаны. Но для этого нужен свидетель, а там только один дворник в воротах стоял, да и тот еще его же и обругал:

— Ишь ты, работы ищет. Знаем мы вас, шантрапу!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Было уже почти совсем темно.