Бетон, как и многое другое в жизни, не прощал слишком уж вольного обращения с собой.

Сработали дракона из меди, бока его по-прежнему сверкали, хотя кое-где появилась зелень. Свет выходил через четыре лакированные слюдяные панели.

В этом красноватом свете алюминиевая сетчатая дверь тоже приобретала цвет меди. За ней открытая внутренняя дверь вела на кухню, благоухающую ароматами корицы и крепкого кофе.

Мишель Руни, сидевшая за столом, подняла голову, повернулась к Тиму.

—   Ты такой бесшумный, что я лишь почувствовала твой приход.

Он закрыл за собой сетчатую дверь.

—   Я понимаю, о чем ты.

—   Ночь снаружи затихла вокруг тебя, как затихают джунгли, когда по ним проходит человек.

—   Никаких крокодилов я не видел, — ответил Тим и тут же подумал о мужчине, которому передал десять тысяч долларов.

Он сел напротив Мишель за стол из светло-синей пластмассы, всмотрелся в рисунок, над которым она работала.

Из музыкального автомата, расположенного неподалеку бара, доносился приглушенный, но все равно прекрасный голос Мартины Макбрайд.

Поскольку рисунок Тим видел перевернутым, он не сразу понял, что это панорама силуэтов деревьев.

—   И что из этого выйдет?

—   Настольная лампа. Бронзовая, с цветным стеклом.

—   Со временем ты станешь знаменитой, Мишель.

—   Если бы я так думала, давно бы все бросила.

Он посмотрел на ее левую кисть, лежащую ладонью вверх на столике у холодильника.

—   Хочешь кофе? — спросила Мишель, указывая на кофеварку у плиты. — Только что заварила.

—Очень уж черный.

—   Да кто в здравом уме хочет спать в такой час? Он налил себе кружку, вернулся к столу.

Как было и со многими другими стульями, ему показалось, что этот — из набора игрушечной мебели. Для миниатюрной Мишель точно такой же стул был даже великоват, а вот Тим чувствовал себя великаном, играющим на детской кухне.

Впрочем, таким восприятием он был обязан скорее не стульям, а самой Мишель. В ее присутствии он казался себе большим, неуклюжим мальчуганом.

Она затачивала карандаш правой рукой, культей левой прижимая к столу наждачную бумагу.

—   Кофейный торт будет готов через десять минут. — Мишель мотнула головой в сторону духовки.

—   Пахнет вкусно, но остаться я не могу.

—   Только не притворяйся, будто у тебя появилась личная жизнь.

Тень заскользила по столу. Тим вскинул глаза. Желтая бабочка летала под бронзовыми газелями маленькой люстры работы Мишель.

—   Залетела в дом, когда я держала дверь открытой, — объяснила Мишель. — Я пыталась ее выгнать, но, похоже, она чувствует себя здесь как дома.

—   А почему нет?

Под карандашом на листе бумаги появилась ветвь дерева.

—   Как ты смог подняться по ступеням со всем этим? — спросила Мишель.

—   С чем этим?

—   Уж не знаю, что там тебя гнетет.

Стол цветом напоминал бледное небо, и тень, казалось, скользила под поверхностью, дразня своей загадочностью.

—   Какое-то время меня не будет.

—   В каком смысле?

—   Несколько недель, может, месяц.

—   Не поняла.

—   Есть одно дело, которым мне придется заняться.

Бабочка нашла шесток и сложила крылья. Тень,

напоминающая подрагивающее темное отражение горящей свечи, разом исчезла, словно кто-то задул фитиль.

—   Одно дело, — повторила Мишель, и карандаш застыл над бумагой.

Когда его взгляд переместился со стола на лицо женщины, он обнаружил, что она смотрит на него.