Свобода превыше всего».
Лес кончился, парень с девушкой шли по берегу реки. Вдоль воды разрослись густые кусты, с другой стороны тропинки тянулись огороды.
– Ты чем занимаешься? – поинтересовалась Лера, обходя лужу, в которой отражалось яркое синее утреннее небо.
– В каком смысле?
– Учишься, работаешь, ничего не делаешь?
– Я музыкант, – ответил Николай и тут же пожалел о сказанном.
«Вот и начинается… Лезет в душу. Еще немного – и я у нее спрошу, кто она такая».
– А я пока еще учусь. Хочу стать журналисткой. Ты не против, если я напишу о тебе небольшую статью? Нам на факультете обязательно нужно предоставить три публикации в год. Слепой музыкант – подходящая тема. Ты только не подумай, что я согласилась быть с тобой потому, что сразу об этом подумала. Ты другой, чем все остальные…
«Не хватало мне еще этого. Прав Карл, женщин нужно использовать по прямому назначению и никак иначе».
– Посмотрим, – уклончиво отвечал Николай.
Краем глаза он видел, как через ограду недостроенного дачного поселка перелезают двое бритоголовых парней в черных облегающих штанах и черных майках. На плече у одного из них виднелась старательно выколотая фашистская свастика.
«Скины. Выехали вчера на природу. Надрались. Переночевали или под кустом, или в недостроенной даче. Теперь с похмелья злые на весь свет, – определил Бунин, – если бы ночевали на родительской даче или у друзей, никогда бы не поднялись так рано».
Парни не утруждали себя поиском дороги, они пошли прямо по засеянным огородам, ломая высокими солдатскими ботинками еще не окрепшую зелень. Николай ускорил шаг.
– Ты куда летишь? К электричке мы успеем. Хочешь показать мне, как ты классно умеешь управляться без провожатого, так я это уже видела, ты мне интересен другим. На практических занятиях по стилистике нас учат, что…
Лера не успела договорить, за ее спиной послышался грубый смех, а затем и окрик:
– Эй, голубки! Стоять.
Лера обернулась и тут же машинально схватила Бунина за руку. Лица скинов не предвещали мирного исхода встречи. Похабные улыбки, злые неприкаянные глаза, сжатые кулаки.
– Кто там? – спросил Бунин.
– Уроды какие-то, – прошептала Лера, – к нам идут. Пошли быстрее.
– Я тебя в обиду не дам, – тихо произнес Николай, продолжая ощупывать дорогу тонкой металлической тросточкой.
– И, как назло, ни одной души вокруг, – в панике промолвила Лера.
– Стоять, я сказал, – голос послышался совсем близко.
Девушка боялась оглянуться, Бунин не спешил открыть свой секрет.
Скин в майке-безрукавке выбежал перед ними на тропинку и загородил дорогу:
– Ты слепой? – его взгляд остановился на дюралевой тросточке.
– Слепой, – спокойно ответил Бунин.
– Значит, не глухой. Какого хрена не остановился? Я за тобой бегать должен?
Николай стоял, выпрямив спину. Лера держала его под локоть. Он слышал за своей спиной тяжелое дыхание второго скина и даже видел его нечеткое отражение в стекле темных очков.
– Мне твоя мобила понравилась. Подаришь? – притворно ласковым тоном проговорил скин, глядя на прикрепленный к поясу Николая телефон.
– Лучше отдай, – зашептала Лера.
Бунин молчал.
– Молчание – знак согласия.
Мобильник оказался в руках у подонка.
– Дорогой. Это, чтобы, заблудившись, позвонить: «Мамочка, выручай!»
– Он решил, что крутой, – вбросил в разговор реплику скин, стоявший за спинами молодых людей. |