— Фу, чертовщина!..

Медленно опустился в кресло, обхватил голову руками.

В то время, как происходили эти события, адмирал Станишич, Простаков и доктор Ной ходили по комнатам роскошного помещения, в котором их заперли, и ломали голову: что с ними происходит?.. О чём там командир крейсера беседует с Драганой?

Дядя Ян видел, как его племянницу повели в каюту командира.

Станишич сидел за журнальным столиком и молча упорно смотрел на носки своих туфель. Он понимал: затеяна серьёзная операция, но какая?.. Кто в ней участвует и почему в это дело втянулся его друг и приемник на посту командующего эскадрой? Простаков был уверен: его в очередной раз выкрали. Его сейчас интересовал один вопрос: будет ли он вместе с Драганой? Теплилась надежда: он нужен здоровым и в хорошем психическом состоянии. В любой ситуации Драгана останется с ним.

Один Ной, казалось, сохранял своё обычное состояние духа. Он болтал без умолку:

— Ещё вчера я думал: Ной знает всё! Ной может ответить на любой вопрос. Но сегодня я хотел бы знать, куда увели нашу Драгану? Если они ваши друзья, — обращался он к адмиралу, — они тогда бы разве смели так поступать с нашей милой крошкой? Ну, нет, я всё это так не оставлю. Этот здешний адмирал, который остался тут вместо вас, ответит за всё! Ной не так прост, как вам кажется. Ной сумеет постоять за себя. И за других, если эти другие мои друзья. Я психолог и даю вам совет: не волнуйтесь, берегите здоровье. Простаков им нужен, и этот ваш физик, который сделал какую–то иглу, он тоже нужен. Русские ребята нужны здоровые, бодрые, счастливые. А какое это счастье, если рядом с Простаковым нет Драганы? Слушайте меня! Я вам говорю: с Драганой ничего не случится, она сейчас явится и вы это увидите.

Едва переведя дух, снова начинал:

— Я знаю, откуда растут ноги, но пока ничего не скажу. Когда мы шли, я увидел своего человека. Вот что нас отличает от вас, так это вот это: мы сразу видим своего. Я иду сзади, смотрю на ухо и себе думаю: ага, этот — наш! Вы скажете почему, а это моё дело. Не всё вам надо знать, но я вижу: ухо торчит лопухом и — пришито, точно приклеено. Да?.. У вас висит мочка, — на неё женщины вешают серьги, у нас мочки нет. Так устроил Бог. Он мог что–нибудь устроить иначе, но устроил так: вам ухо повесил, нам приклеил. И я тихо–тихо ему говорю: кто затеял с нами этот фокус? Он слышит, что я свой, мне можно сказать, и даже нужно сказать, потому что евреи должны знать всё! И даже такое, что ещё не произошло. Если царь или король проснулся утром и говорит жене, какой он сегодня напишет указ, то через час мы уже знаем, какой это будет указ. Указа ещё нет, но мы знаем: указ будет. Вот и теперь. Не успели мы ещё сесть так, как мы сидим, я уже знал: нас как мышей заловили в ловушку. Но кто же он такой, кто нас сюда заманил? Оказалось, он не один — их трое. Да, за нас борются три силы: две военные и одна гражданская. Ну, гражданскую я узнал; это наш человек Абрам Хлюст. В Москве он был директором столовой на площади Ногина, но когда Горбачёв отдал нам Россию и там царём стал Ельцин, — для вас Ельцин, а для нас Ёльцер, белобрысый еврей из села, что недалеко от Кургана, — так этот Ёльцер дал Абраму деньги. Вы спросите: сколько денег? Я скажу: много. Так много, что вы понять не можете. Абраму дали сибирскую нефтяную трубу, и она качает ему в карман два миллиарда долларов в год. Сейчас у него больше, чем у Ходорковского — одиннадцать миллиардов. Если был бы один миллиард, то это тоже много. У него — одиннадцать.