Ной говорит:

— Вы человек молодой и забрали себе в голову много ума. Ум–то есть, но только он у вас особый: что–нибудь там придумать, изобрести, как делал ваш Ломоносов или Попов, Ползунов, Королёв. У вас тоже есть ум, но вот как им распорядиться, куда его направить — такие уже вещи знаем только мы, евреи. Я вижу: вы порядочный человек и если я вам скажу большую тайну, то вы не выдадите старого еврея и не станете говорить, если вас об этом спросят. Дайте мне обещание у иконы вашего Бога, и тогда я вам скажу.

Ной показал на иконку Иисуса Христа, висевшую над кроватью Бориса. Икона висела на ярко–красном ковре, и сама была того же цвета, — Борис её не сразу разглядел. Он подошёл к ней, перекрестился и, как принято, у верующих русских людей, поцеловал. Повернулся к Ною и сказал:

— Я бы вам пообещал, но меня могут подвергнуть испытанию, как это сделали с моим учителем, то есть допросить у детектора лжи, и тогда…

— Да-а, вам так сказали?.. Не надо верить человеку, который говорит неправду. Никакого детектора к вашему учителю не приставляли. Он сам себе приставил детектор; у него из рук вырвалось его «Розовое облако» и поразило всех сотрудников лаборатории. Их лечат в военном госпитале и скоро поставят на ноги. Там же в госпитале находится сейчас и Арсений Петрович. У него дела похуже — это потому, что он старый, а старых людей «Розовое облачко» ранит больнее.

— Ной Исаакович! Но скажите мне, пожалуйста: если Арсений Петрович сделал такое «Облачко», зачем тогда я вам понадобился?

Простаков впервые назвал доктора по имени–отчеству, и в его голосе, в словах слышались сердечность и доверие. Доктора обрадовал вопрос Простакова, и особенно тон, прозвучавший в голосе. Он стал рассказывать:

— «Облако» есть, — да, оно есть — и это очень хорошо. Тут я снова должен говорить вам великую тайну, уже такую тайну, что если узнают, что я вам её сказал, то не будет и моей головы, и головы моих детей, и только моей супруге Доре не будет страшно. Она умерла в прошлом году, и ей уже нечего бояться, но всем остальным… О–о–о! Лучше бы ничего вам не говорить, но я, все–таки, скажу: «Розовое облако» есть, но никто не знает, как его доставить туда, куда надо. Нет такого прибора, «пушчонки», как говорит Арсений Петрович. Чтобы её сделать, нужны знания не только физики, химии, но и чистой математики. Такие знания есть у вас, он это сказал, и нас за вами послали. А детектора никакого нет, и вы его не бойтесь. Я им сказал: если будем пугать молодого русского, он не сможет делать расчёты и вы получите не прибор, а большую фигу. Большую и грязную, как и бывает после всякой глупости. И ещё сказал: он должен жить, как Бог, и тогда вы получите всё. Я знаю русских, я родился в России, женился в России, учился в России — я знаю характер русских. И вот вы здесь, и вы живёте, как Бог. У вас даже есть гарем, как у турецкого паши. Мне бы ваши заботы!..

Ной замолчал и с минуту загадочно смотрел на Бориса, а потом, спохватившись, продолжал:

— Да, да — «Розовое облако»!.. Оно есть, но пока маленькое и способно поразить дом и всех, кто в нём живёт, штаб полка, дивизии и даже Пентагон или Генеральный штаб российской армии. Но этого мало. Хорошего всегда мало. И денег много не бывает. К сожалению, так. Не бывает. Вот у меня и совсем денег нет. У Ивана Ивановича они есть, и у дедушки Драганы есть, и у самой Драганы есть — ведь у неё на острове двенадцать первоклассных отелей, и у адмирала есть, но у него немного, потому что много ему отец не даёт, говорит: учись сам делать деньги. Человек, не умеющий делать деньги, — не человек, а мусор, бомж. А если это женщина, то — халда и неумеха.