|
И не надо держать деньги в американских банках. Вы спросите: почему? Я вам отвечу. Если уж я вам поверил и рассказал два–три секрета, то ещё скажу и об этом. Америка валится в колодец, — ну, как вы со своей Россией повалились в девяносто первом. Пришёл Ельцин — и вы повалились. В Америку никто не пришёл, и никто не знает, что тут происходит, но еврей своим длинным носом учуял: да, происходит. И это говорю тебе я, который и сам еврей. Сейчас в Америку не надо ехать, и не надо класть деньги в её банки. Они шатаются, и скоро парни из газет и телевидения, — а там, как и у вас в России, тоже наши парни, — так они на весь мир закричат: доллар обвалился! Он и раньше не был никаким долларом, а просто фантиком из–под конфет, а теперь и совсем обмяк и за него уже ничего не дают. И даже у вас в России, где живут одни дураки и ещё вчера за пачку фантиков можно было купить Эрмитаж или дворец Меншикова, теперь и у вас ничего не купишь. За него вам даже не дадут протухший гамбургер. Да, так будет, а почему это так будет, я знаю, но вы у меня не спрашивайте, я ничего не скажу. Ну, так вот: вы получите деньги и назовёте страну, и даже банк, где их надо положить.
— Но я пленный, я узник вот этого Белого дома, — как же я попаду в другую страну и положу там деньги? — Теперь не надо попадать в страну, а можно сделать там вклад. Вы получите деньги, и я вам всё скажу. На ваше имя уже поступила куча долларов, но они лежат в кармане Ивана Ивановича. Когда приходят деньги на моё имя, они тоже долго лежат в его кармане. Евреи любят держать деньги в своём кармане, даже и тогда, когда эти деньги им не принадлежат, даже и тогда, когда держать в кармане чужие деньги опасно, — они всё равно держат. Такова наша природа. И даже я её не очень хорошо понимаю, но она такова. Мы, евреи, видим друг друга насквозь, но Иван Иванович хотя и еврей, но он Иван Иванович. Он как густой туман — непроницаем. Его я не вижу. И не вижу людей, которым мы с вами служим. Их много, и они между собой чего–то делят. У нас так: если что–то нам привалило, мы делим. Не всегда понимаем, как надо делить, но знаем: делить надо. Хотелось бы, конечно, знать, кто там заваривает для нас кашу, — мы же, как дети: всё хотим знать, но… это наше любопытство не всем надо. Мы иногда слышим, кое–что понимаем, но — лишь кое–что. Слышать можно, но видеть нельзя. И когда однажды вас или меня, как котёнка, схватят за шкирку и тряхнут как следует, тогда… Но нет, мы и тогда ничего не увидим. В Америке всё перемешалось: кто под кого копает яму и кто кого трясёт за шкирку — ничего не видно. Только слышно, как трещат кости и лопается по швам ваша шкура. Ты слышишь, но не видишь. Я был в Америке тридцать лет назад, тогда было иначе, сейчас так. Такова тут жизнь. И если бы не деньги, которые тут можно зачерпнуть, я бы сюда не приехал. Скоро в России мы тоже наладим такую жизнь. Там есть Ходорковский, Жириновский, Хакамада, Гайдар — они знают, как и что надо налаживать. Правда, они скоро покинут Россию, уедут туда, где у них лежат деньги, но на их место придут другие. Их лица будут похожи на ваше лицо, и фамилии будут русские, — почти каждый Иван Иванович, но Гайдар–то ведь тоже родственник уральского сказочника Бажова. Вы человек смышлёный, и скоро многое вам откроется. Только не надо так, как вы думаете сейчас: я дам Америке оружие и этим оружием она завоюет Россию. На это я вам скажу: если уж дойдёт до того, что надо и на Россию, как на Ирак, бросать бомбы, так уж лучше пусть они кинут на Москву ваше «Облачко», чем атомную или водородную дуру. После «Облака» человек хотя и очумеет, но только на время; он затем поправится, а после бомбы… Ой–ой, не надо об этом и думать. В Петербурге живёт мой средний сын, а у него растут три моих внука. Не надо бросать на них водородные бомбы. |
