Изменить размер шрифта - +

Солнце спряталось за горой, и Сэм позвал внучку в палатку. Тесная и насквозь пропахшая рыбой и звериными шкурами, она освещалась только тусклым фонариком. Маре достался синий спальник, дед взял себе черный. Не раздеваясь, она скользнула внутрь. Гладкая ткань скорее холодила, чем грела. Без аппетита прожевав пару галет, повернулась на бок. Пусть дед и постелил на пол шкуры, скала была адски жесткой, да к тому же еще и неровной. То там, то сям что то кололо, и девочка была уверена, что ни за что не сможет заснуть в этом неудобном кошмаре. Однако смена впечатлений, долгий день, высотный воздух вдруг накатили разом, и веки слиплись сами собой. Пожалуй, даже  в доме у деда она не спала так крепко. Поэтому когда посреди ночи Сэм Нанук вдруг стал пихать ее в плечо, не сразу смогла сбросить с себя сон и понять, где находится.

– Пора, – шептал он. – Все уже ждут.

Мара подскочила, едва не сложив палатку. Все вспомнилось: и посвящение, и старый шаман, и горы… Как могла, пригладила волосы, потерла глаза, вылезла из палатки. В центре всяких иероглифов, что чертила накануне жена Апаи, был круг, в котором горел большой костер. Вокруг него уже стояли мальчишки и сам ангакук, взрослые толпились у палаток. Дед выдал Маре расшитую традиционную накидку, продел через голову прямо поверх куртки. Повязал на лоб ленту с узорами, повесил связку перьев. Коротко кивнул и подтолкнул к костру.

Апая широко расставил ноги, и Мара поразилась: где этот дряхлый старикан под кучей шкур? Как умудрился так долго обманывать всех своей мнимой немощью? Он был облачен в сложный национальный костюм, на голове громоздилось нечто, похожее на шлем хоккейного вратаря, только более помпезное. Он опустил на лицо широкий круг с небольшой рожицей посередине, по всей окружности торчали перья. Видимо, маска символизировала солнце, хотя Мара уже ни в чем не была уверена. Поднял правой рукой огромный бубен и с зычным криком ударил в него колотушкой. Взрослые принялись петь что то непонятное и ритимчное, дети пустились в хоровод. Новогодний праздник в детском саду, когда бы не так жутко.

Из костра с треском летели искры, мальчики тащили ее за собой все быстрее и быстрее. Шаман бросил в огонь пучок сухих трав и даже, кажется, чью то лапку, запахло горько. Голова гудела от басовитого пения, воплей ангакука, кружилась от беготни по кругу. Подумала вдруг: хорошо, что не стала больше ничего есть, а то точно вышел бы позор. Но вскоре исчезла и эта мысль, остались лишь смазанное в кашу пламя перед глазами и монотонный гомон. Внутри снежным комом росло что то тяжелое и гадостное. Раздувалось, наливалось, зрело. Все больше не могу. Вот вот лопну. Не могу больше, отпустите меня… Дайте вздохнуть… Дайте остановиться… Я лопну, не выдержу, умру…

В один миг все прекратилось. Звенящая тишина. Белый свет. Чистый воздух. Невесомость. Полет. Сон.

 

Глава 5. Молчание медвежат 

 

Она открыла глаза и увидела перед собой небо. Черное, низкое. Звездное. Оно дышало и вместе с тем звало. Потом пришла головная боль. Ощупала затылок – что то липкое. Поднесла пальцы поближе, принюхалась – кровь. Но немного. Ничего. Терпимо.

Приподнялась на локтях: лопатки саднили. От костра остались только тлеющие угли. Рядом, распластавшись на земле, лежал Роб. В полумраке он казался совсем бледным, и Мара, с трудом собираясь с мыслями, подползла к нему.

– Роб… Вставай, Роб… – тронула плечо, сильнее, хлопнула по щеке, и его веки дернулись.

И тут же сзади раздался рык. Мара вскинула голову, отшатнулась: из темноты на нее угрожающе смотрел белый медведь. Щерился. И вроде сознание подсказывало, что ничего, мол, страшного, сколько раз Джо Маквайан вот так же уходил в себя и рычал на нее. Здесь все свои, здесь безопасно… Нет, не помогало. Слишком темно и слишком тихо, чтобы поверить. Медведь пригнулся.

Быстрый переход