Изменить размер шрифта - +

– И хочется тебе?.. – покачала головой девочка. – Холодно же. Ладно я, но ты, наверное, совсем замерз.

Однако дрозд нетерпеливо скакал по подоконнику и выводил мелодичные трели.

– Как скажешь. Тогда отвернись.

А он как нарочно вперился в нее своими блестящими глазками бусинками. Но ничего, справиться с ним было нетрудно. Она просто накрыла его большим банным полотенцем, и пока он трепыхался под толстой махровой тканью, разделась, повесила одежду на крючок и расслабила все мышцы. Очистила мысли, прислушалась к шепоту моря, шелестам и всем звукам, которые обычно казались незаметными. Потрясла руками, будто они тряпичные, потянула в стороны шею. По телу прошла волна приятной теплой дрожи, и стены вдруг выросли, потолки взмыли вверх.

Глаза стали различать мельчайшие детали: трещинки на кафеле, ворсинки ковриков, крошечный шрифт на флаконе моющего средства. Мара помялась с ноги на ногу, клацнув длинными загнутыми когтями по плитке и привыкая к новому телу. Расправила крылья, взлетела на край раковины и полюбовалась на отражение, повернув голову боком. Из зеркала, покрытого белесыми следами высохших капель, на нее смотрела молодая орлица. Крупная, крепкая, сильная. Перышко к перышку. Только на шее, в том месте, где у человеческой версии тянулись шрамы, осталась белая отметина. Хорошо хоть, не залысина. Вполне очаровательный галстук, пусть и не свойственный для степных орлов.

Удовлетворившись своим обликом, Мара подцепила когтями полотенце и освободила, наконец, несчастного дрозда. Он был втрое меньше ее, на полеты тратил много сил, зато мог оставаться неприметным и не привлекал внимания преподавателей. Нанду, – а это был он, – повезло с тотемом, в отличие от нее. За первый год они научились превращаться только в тотемное животное и не могли выбрать нужный облик по своему желанию, как выпускники.

Друзья бесшумно вылетели в ночь и отправились размяться на нежилую, скалистую часть острова. Теперь ветер был Маре в радость, она взмыла вверх и парила, отдавшись невидимым воздушным потокам и любуясь изломами прибрежных валунов. В хорошую погоду она приходила сюда днем, сидела на большом плоском камне и рисовала в альбоме все, что приходило в голову. Иногда к ней присоединялся Джо и молча сидел рядом, глядя куда то за горизонт. Только для Брин здесь было слишком холодно. Она не мерзла лишь в облике своего тотема, песца, но ей было запрещено перевоплощаться вне тренировочного поля.

По идее, запрещено было перевоплощаться всем перевертышам, родившимся в день летнего солнцестояния. То есть тем, кто умел принимать облик животных, птиц или рыб. А все потому, что молодые ученики, не освоившие искусство трансформации в полной мере, могли потерять контроль над звериной натурой или ненароком навредить тому, кто слабее. Те же, кто появился на свет в день зимнего солнцестояния и мог превращаться в других людей, были свободны от подобных ограничений. Однако Нанду, хоть и принадлежал к числу летних, с первого дня свободно обходил запрет. Дрозд, его тотем, сливался с местной фауной, и он оставался незамеченным. А Мара… С ней дело обстояло гораздо сложнее.

О том, что она способна принимать облик орла, как и ее отец, профессор Эдлунд, знали немногие. Брин, Джо, Нанду, сам директор пансиона и завуч, мисс Вукович, которая до сих пор была законным опекуном Мары. Обычный для летних перевертышей дар приходилось тщательно скрывать, чтобы о нем не узнали представители Верховного Совета. Потому что Мара Корсакофф стала первым за всю долгую историю человеком, получившим обе способности. Да да, она могла превращаться и в других людей, и в животных, но ради собственной безопасности вынуждена была скрывать половину своей сущности. Иначе ее подвергли бы бесконечным опытам и исследованиям, о спокойной жизни пришлось бы забыть, и ученые Совета наверняка попытались бы искусственно создать новое поколение подобных ей универсальных перевертышей.

Быстрый переход