– Это несущественно. Гораздо важнее, почему вы не сообщили об этом сами. Сами понимаете, Совет привык рассчитывать на откровенность. Особенно от человека, которому доверено воспитание и обучение наших детей.

– Так или иначе, вы все выяснили. И я даже этому рад, – Эдлунд подошел к окну, его голос стало лучше слышно. – Вы приехали, чтобы выразить недовольство высших чинов?

– Если бы они хотели выразить свое недовольство, за вами бы прислали не меня, – усмехнулась Линкс. – Пока я приехала всего лишь поговорить.

– О чем же?

– Дело в том, что мы провели небольшое расследование. Представляете, оказалось, что Вы не видели Елену Корсакофф, мать Мары, по меньшей мере два года до рождения девочки.

– Потрясающе! – фыркнула Вукович. – Вы что, за всеми следите?

– Нет, конечно. Но моменты, когда директор пансиона покидает свой пост, нам известны, – спокойно пояснила Линкс. – Дело в том, что Селия Айвана, арестованная зимой за нападение на юную мисс Корсакофф, рассказала нам удивительные вещи.

– Она же признана невменяемой! – возмутился Эдлунд. – И мы планируем доказать, что именно она виновна в пожаре, убившем Елену Корсакофф!

– Конечно, конечно. Никто не стал бы верить на слово сумасшедшей женщине, подозреваемой в убийстве. Но мы попытались проверить ее показания и выяснили, что в них есть доля правды. И я хочу услышать это от вас, господин Эдлунд. Это правда, что между вами и Еленой Корсакофф ничего не было?

В кабинете стало так тихо, что Мара слышала дыхание своего отца. Соври! Придумай что то! Не выдавай им нашу тайну!..

– Да, – все же сдался он после паузы.

– И тем не менее, девочка, которую она родила, – ваша биологическая дочь?

– Да.

– И это связано с теми генетическими экспериментами, которые вы проводили в те годы?

– Да.

– Послушайте, какое это имеет значение? – вмешалась Вукович. – Эксперименты, отношения… Лена мертва, а Мара жива. И у девочки должен быть отец, неважно, как он им стал! Прошло пятнадцать лет, ни к чему ворошить эти глупости!

– Я бы и рада с вами согласиться, – без энтузиазма ответила Линкс. – Но Совет считает иначе. Так что, господин Эдлунд, как же получилось, что Мара стала вашей дочерью?

– Лене был подсажен эмбрион. Один из тех, что находился в моем криохранилище.

– Вы знали об этом?

– Нет. К тому моменту я забросил эксперимент, а Лена похитила один из эмбрионов. Она хотела ребенка и не задумывалась о последствиях.

– И что же это был за эмбрион?

– Биологический отец – я, мать – Инира Нанук, которая погибла еще до рождения Мары.

– Вот видите, это было просто, – удовлетворенно произнесла Линкс. – Никто не желает вам зла. Мы очень бы хотели видеть Мару в гостях на каникулах. Сами понимаете, первый перевертыш, рожденный из пробирки, должен стать научной сенсацией. Наши специалисты были бы рады с ней познакомиться, взять некоторые анализы. Возможно, это прорыв в будущее, ведь ее способность проявилась необычно. Девочка стала зимним перевертышем, хотя родилась летом. Да еще к тому первая ее трансформация была полной… Согласитесь, это интересно. Так что мы с нетерпением ждем…

– Нет, – отрезала Вукович.

– Что, простите?

– Нет. Я ее законный опекун, девочка несовершеннолетняя. Я не даю своего согласия на выезд.

– Вы отдаете себе отчет в своих действиях? – холодно спросила Линкс.

– Абсолютно.

– Прекрасно, – кресло снова скрипнуло, видимо, представительница Совета встала. – С вами еще свяжутся.

Резкие шаги, хлопок двери.