— Даже аккумулятор унес, сволочь, — глухо констатировал Вовчик.

— Гриша, — вдруг позвала Горобец каким-то странным, незнакомым Глебу голосом. Все повернулись к ней. Глаза у «солдата Джейн» были как смотровые щели танка, загорелое лицо посерело и осунулось, рот сжался в прямую линию. — Григорий Васильевич, почему вы так долго были в палатке? Рацию не могли найти? Даже Глеб не сразу понял, что она имела в виду.

— Чего? — удивился Гриша. Брови у него полезли на лоб. — Ты это о чем?

— О рации, — жестко повторила Горобец. — Что ты так долго делал в палатке?

— А, вон оно что, — с кривой усмешкой протянул Гриша. — Лучше перебдеж, чем недобдеж, да? Ну, давай, арестовывай. Или сразу расстреляешь — по законам военного времени, а?

— Никто тебя не собирается арестовывать, — сдерживаясь из последних сил, сказала «солдат Джейн». — Я просто задала вопрос и жду ответа. Так что ты там делал, в палатке?

— Рацию я там искал, — огрызнулся Гриша. — Этот урод ее зачем-то под мешки с овсом засунул, я насилу откопал.

— Странно, — сказала Горобец.

— Постойте! — перебил ее Глеб. — Погодите! Он что, оставил овес?

— Опаньки, — сказал Вовчик, который первым сообразил, что к чему. — Вот это действительно странно! Лошадей увел, а корм оставил? У него что, собственный альпийский луг поблизости?

— Евгения Игоревна, — сказал Глеб, — я решительно настаиваю на том, чтобы осмотреть окрестности. Хотя бы в радиусе километра-двух. И еще я советовал бы всем проверить личное оружие и боеприпасы. Они тоже могут оказаться выведенными из строя.

— Хорошо, — кусая губы, сказала Горобец. — Хорошо, займитесь. Проверьте оружие, осмотрите местность, а я пока поколдую над картой. Нужно уточнить наше местоположение и прикинуть дальнейший маршрут.

Глеб перешагнул через разбитую рацию и направился к палатке, которую делил с Гришей, Вовчиком и Тянитолкаем. Их оружие — снайперская винтовка и три карабина — по ночам хранилось там, под рукой, и как-то повредить его, пока они спали, Пономарев, скорее всего, не мог. То есть мог бы, наверное, — ведь после «медвежьей махорки» все они спали как убитые, — но вряд ли отважился. Уж если бы у него хватило смелости ночью забраться в палатку, где спят четверо здоровых, сильных мужчин, ему было бы проще перерезать им глотки, чем ковыряться в механизмах винтовок, каждую минуту рискуя засыпаться. Но кто сказал, что оружие испортили этой ночью? Они двигались по тайге уже третью неделю, не сделав за все это время ни одного выстрела. Насколько мог припомнить Глеб, он осматривал свою винтовку не то три, не то четыре дня назад; остальные делали это еще реже, так что их оружие могло оказаться испорченным давным-давно…

— Блин, вот так ситуевина, — тихо, гораздо тише, чем того требовали обстоятельства, сказал за спиной у Глеба Вовчик, обращаясь, по всей видимости, к Грише.

— Ай, помолчи ты, — раздраженно отозвался Гриша. Глеб не видел их, но мог бы поклясться, что, произнося эти слова, Гриша указал Вовчику на него — дескать, думай, при ком язык распускаешь. «Да, — подумал он, — теперь все будет иначе. Теперь я для них — враг номер один, хотя меньше кого бы то ни было виноват в их неприятностях.