Человек в черной одежде пристально смотрел, как бьется в судорогах Великий Магистр. Огонь разгорался все сильней и сильней и даже тому, кто именовал себя сарацинским писцом, на минуту вдруг стало жарко. Он откинул капюшон и снял прикрывавший лицо черный платок. Если бы кто-нибудь в этот момент оказался рядом, то увидел бы на его лице странный ожог, напоминавший отпечаток шпоры.
— Вот и все. Жак де Моле, некому переводить твои письма.
Ночью, когда толпы зевак разошлись, а угли на Камышовом остров превратились в серый пепел, к острову причалили лодки. Несколько человек, крестясь, и становясь на колени, собрали останки обугленный костей. Для них это были уже святые мощи. Осторожно, боясь раздавить пальцами хрупкий прах, их завернули в белоснежный тамплиерский плащ. Потом с глубокой скорбью прочли заупокойные молитвы. Когда лодка уже собиралась отчаливать, один из людей все еще не отходил от костра.
— Эй, Жак, не тяни, сюда может подъехать стража.
Тот, кого называли Жаком, последний раз видел Магистра семь лет назад. Сейчас по возмужавшему лицу бывшего послушника Жака де Безансона текли горькие слезы. Он было сделал шаг к лодке, как среди пепла и углей что-то блеснуло. Жак нагнулся и поднял серебристую фигурку ящерицы, лениво изогнувшей массивную шею и хвост.
|