Осторожно Смолин подполз к убитым. Они лежали, уткнувшие в землю. Перевернули их на спину. Увидел заросшие лица. На крепких ремнях подвешены гранаты, автоматные диски в чехлах, кинжалы в ножнах.

Как ни торопился Смолин, но он внимательно, с острым любопытством вглядывался в обезвреженных диверсантов. Никогда не привыкнет человек видеть зверя в облике человека. Сколько зла натворили на земле эти два молодчика с испитыми лицами, сколько людей сделали несчастными!

— Ефременко и Гарбузов, оставайтесь здесь. Каминский и Филиппов пойдут на связь. Мы продолжаем преследование. Выполнять! — скомандовал старшина.

Джек отдохнул и до крайности был возбужден и озлоблен выстрелами. Он бежал с прежней, как и в начале преследования, резвостью. Свежий след он брал верхним чутьем. Смолин дал собаке полную волю.

Пробежав около двадцати километров оврагами, лесами, топкими лугами, вязкими пашнями, Смолин чувствовал себя способным преодолеть еще столько же. Он мчался за Джеком, готовый каждую минуту открыть огонь по врагу. Еловые ветки, покрытые дождевой росой, хлестали по разгоряченному лицу. Пот заливал глаза. Ноги попадали в колдобины, полные весенней воды, цеплялись за корни и кустарник. Смолин падал и поднимался, прежде чем Джек успевал натянуть поводок.

Славился Смолин и на заставе и в комендатуре своей рассудительностью, хладнокровием. На этот раз ситуации была такова, что только стремительное преследование могло завершить дело. Увлеченный погоней, Смолин забыл о себе и о своем верном друге.

Неожиданный встречный огонь напомнил ему, что и он и его Джек тоже смертны.

Старшина залег у толстой сосны и под ее прикрытием начал поливать пулями кустарник, скрывший диверсантов. Падая, он скомандовал: «Ложись!» Джек повиновался, но с какой-то странной, необычной для него медлительностью. Он сначала опустился на колени, потом уткнул морду в землю и вдруг беспомощно, безжизненно завалился на бок. Мох вокруг его головы густо покраснел и чуть задымился на прохладном воздухе.

Смолин посмотрел в широко раскрытые глаза Джека, на его редкие седые усы, поникшие уши, атласно-розовые изнутри и замшевые снаружи, на его ослепительно-белые клыки. Что-то надломилось в груди Смолина: ему стало трудно дышать и смотреть…

После непродолжительной перестрелки диверсанты стали отходить. Сначала прикрывались огнем, а выбравшись из кустов, вскочили и побежали. Смолин увидел их спины между дальними деревьями. Они бежали изредка оглядываясь, как шакалы. Старшина понял: огнем автомата их уже не достать.

Они скрылись в лесу. Смолин мысленно проследил их дальнейший путь. Конечно, теперь они не станут метаться из стороны в сторону, петлять след. Побегут прямо, чтобы скорее добраться до крупного населенного пункта, до железнодорожной станции.

— Не доберетесь! — заскрежетал зубами Смолин.

Он не ошибся. Диверсанты вышли как раз туда, где он подрезал им путь, — к лесной просеке, ведущей к железной дороге. Они пробирались друг за другом. Первым шел высокий и худой, в меховой шапке и кожаной куртке, подпоясанный ремнем. Вторым — плечистый, в потрепанной шинели, в расстегнутой до последней пуговицы, с могучей волосатой грудью. Оба были вооружены автоматами и гранатами. Такие живыми не сдаются.

Затаившись в кустах, Смолин хладнокровно, почти в упор навел на идущего впереди автомат и дал короткую очередь. Диверсант упал. Второй бросился бежать. Смолин хотел уложить его, но сдержался вовремя: «Пригодится для допроса». Он только резанул его струей пуль по ногам.

— Лежать! — скомандовал он рухнувшему посреди просеки бандиту.

Дрожащие руки с короткими толстыми пальцами поспешно потянулись к оружию и сейчас же бессильно упали.

— Сдаюсь… не стреляй, — простуженно прохрипел враг.