В два тридцать шесть двинулся дальше по заранее проложенному маршруту.

Примерно в это же бремя пограничный наряд, идущий вдоль КСП, обнаружил следы нарушителя.

Смолин был поднят по тревоге а два часа тридцать две минуты. Стебун имел перед ним огромное преимущество и во времени и в расстоянии. Следопыт одевался и обувался, а нарушитель уже прокладывал второй десяток километров своей тропы.

Стебун благополучно обошел все препятствия и ловушки, а на Смолина с первого шага обрушилась неудача. Аргон обычно всегда расчетливо и ловко прыгал на седло лошади и оттуда без осложнений перебирался в свою люльку. На этот раз сорвался и, пытаясь задержаться, оцарапал когтями бок лошади. Ласточка испуганно шарахнулась в сторону и наступила на лапу собаки. Аргон завизжал и заковылял к своему другу, прося помощи. Смолин, холодея от страха, осветил карманным фонариком лапу. Слава богу, кажется, не раздроблена. Повреждение поверхностное. Пройдет. Должно пройти. Схватил собаку в охапку, усадил в плетеную люльку и сам вскочил в седло. Скакал по грязи, по лужам, рвал плотную завесу дождя. Вода ручьями стекала с его плаща. Незащищенный от дождя Аргон стал пепельно-темным, уменьшился чуть ли не вдвое. Жалкий вид был у красавца.

Стебун пробился через лесной массив и вышел на опушку. Рядом была дорога. Она мерцала в темноте большими лужами и глубокой, полкой воды, колеей. По проселку никто не ехал. Он был пустынным. Но нарушитель шел по обочине, готовый каждое мгновение скрыться в чаще леса. Дорога служила ему хорошим ориентиром. Он был уже вблизи своей первой перевалочной базы — глухого лесного хуторка. Там он просохнет, выспится в тепле и пойдет дальше.

Смолин вытащил из люльки Аргона и бережно спустил на землю.

— Ну, нерасторопная псина, покажи свою лапу. Не больно? А так? Значит, обошлось? Проверим. Гуляй!

Аргон не двинулся с места. Стоял и недоумевающе смотрел на следопыта. Не было еще случая, чтобы ему приходилось гулять на границе. Всегда работал.

— Гуляй! — повторил Смолин.

Пришлось повиноваться. Пробежав немного, Аргон остановился и как бы с укоризной посмотрел на друга. Если бы он умел говорить, он сказал бы: разве я гулять сюда прибыл?

— Гуляй! — скомандовал Смолин.

Еще пробежал чуть-чуть и опять остановился.

— Ко мне! Хорошо, псина, хорошо. Все в порядке. Не охромел. Слава богу. Ну, а теперь, браток, давай приступай к работе. След! Ищи!

Аргон сразу, как всегда, взял след и потащил за собой Смолина и всю тревожную группу. Но вскоре собака замедлила движение, а потом и вовсе отказалась работать.

Аргон нервно бросался туда-сюда, визжал от досады и злости, тряс головой, фыркал.

Смолин потрепал его мокрые холодные уши, усмехнулся.

— Что, псина, не нравятся неудачи? Разбаловали тебя победы. Привыкай! Жизнь, она всякая: с гладкой дорогой, с крутыми горками, оврагами и омутами.

Аргон дрожал с ног до головы, протяжно зевал, виновато лизал руку Смолину и никак не мог успокоиться.

— Хватит, не скули! Ничего особенного не случилось. Придумаем что-нибудь. Не уйдет от нас и этот.

И собака притихла, села у ног Смолина, прижалась головой к его коленям, покорно ждала чего-то. На нее подействовал спокойный доброжелательный голос.

Солдаты тревожной группы обступили Смолина, беспокойно спрашивали, почему остановились.

— След нарушителя потерян, — отвечал инструктор. — Смыт дождем.

— Вот тебе и знаменитая собака! Держала спелое яблочко в зубах и вдруг потеряла, — насмешливо протянул ефрейтор Сытников. — А говорили, она и на земле, и под землей, и даже в небесах находит нарушителей.

— Правильно говорили. Находит! И найдет еще!

— Почему же сейчас?.