К вечеру погода вновь переменилась. От летнего разморёна не осталось и следа – как не было. Небо – накануне насыщенное ослепительной голубизной – помутнело. Портовые здания подтаяли в тумане. С моря потянуло порывистым, обжигающим ветром. Неснятую волейбольную сетку рвало и мотало. Мокрый песок взлетал, будто мошкара, и хлестал по глазам.

Нужное судно Бероев нашёл не сразу. Жизнь на портовых причалах кипела. Под погрузку-разгрузку встали прибывшие с караваном лесовозы. Выгружалось оборудование и вездеходы, грузились в трюмы связки брёвен. Визг лебёдок, гвалт, матюги грузчиков.

Лишь у дальнего причала отыскался «Ястребок» – спичечный коробок на фоне океанских судов. Пришвартованный катер, на корме которого громоздились четыре огромные 400-литровые бочки, мотало на стылых волнах. Кранцы из автопокрышек постукивали о мокрые доски причала. На берегу была свалена куча из метиза. Ветер бился в неё, норовя разрушить, отчего шум моря смешивался с металлическим грохотом. По сходням сновали несколько якутов, перетаскивавших метиз в трюм. Они подбегали к куче, хватали в охапку кастрюли, тазы, бельевые баки и, придерживая подбородком, возвращались на борт.

На причале Бероев разглядел две нахохлившиеся фигуры. Кутался в брезентовый плащ Потвин. Подле него, на уголке потёртого фибрового чемодана, сидела сгорбившаяся баба в демисезонном пальтишке и слежалом пуховом платке, краем которого она закрывала лицо от пронизывающего ветра. Сам Олег принарядился в новенькое армейское обмундирование. Ловко на нём сидевшее, а главное – удобное, не стесняющее движений.

При звуках шагов Потвин обернулся, с деланым радушием протянул руку Бероеву.

– Проводить пришёл. Лично, так сказать, убедиться, что всё в порядке.

Олег спрятал усмешку. Ещё бы не в порядке. Потвин явился убедиться, что катер отчалит без Виталины.

Из рулевой рубки на седловатую палубу то ли вышел, то ли выпал костистый человек в бушлате и морской фуражке. Он ухватился за мачту, покачался, налаживая равновесие.

Не выпуская мачты, пнул сапогом подвернувшегося якута.

– Чурки хреновы! Только под ногами путаются, – разнесло ветром – вперемежку с отборным матом.

Покачиваясь, он добрался до борта. Вгляделся в людей на причале. Прокашлялся.

– Я – капитан катера Моревой. Сказали, будто посудомойку пришлют, – в никуда сообщил он.

Женщина поднялась. Коренастая, крепкая. На отёкшем лице обнаружились нелепые солнечные очки.

– Вершинина я! – угрюмо представилась она. – Надеждой Фёдоровной кличут. Можно просто – Фёдоровна. От морпорта на сезон прислали. Стажа для пенсии добрать. Могу и по чистоте помогать.

Моревой, не ответив, всмотрелся в мужчин.

Потвин выступил вперёд.

– Это кинооператор Бероев, – представил он Олега. – Попутчик ваш до посёлка.

Моревой напряжённо соображал.

– Вас должны были предупредить в порту, – напомнил Потвин.

– Предупреждали – не предупреждали. Может, и предупреждали… Да и хрен бы с ним… Гена! – представился он свойски.

– Олег! – ответил Бероев.

– Виталина! – послышалось сзади. Виталина в штормовке и полусапожках, тяжко отдуваясь, опустила на землю объёмистый рюкзак.

– Бежала. Боялась опоздать! – сообщила она.

Потвин посерел:

– Витали!.. Да что вы надумали? Обо всём же договорились! Вы на море гляньте. Хорошая волна перевернёт – и с концами.

– Это да. Это как не хрен делать, – согласился Гена.