Теперь я несомненно знаю, что никакой охотник, никакой другой человек не может выследить этих негодяев; очевидно, они располагают такими средствами, против которых нет возможности бороться кому бы то ни было из вас.
— Но что же в таком случае делать, ваша милость? Вы правы, ваша милость, с этим я не могу не согласиться.
— Да, вы сами на себе испытали их ловкость и силу в эту ночь, мой бедный друг, а между тем и вы со своей стороны проявили необычайную ловкость и находчивость.
— Как, вы об этом знаете, ваша милость?
— Я все видел и все знаю, и эту отместку, которой вы вероятно, страстно желаете, я берусь доставить вам сам. Теперь я, в свою очередь, беру все это дело на себя, и я один разоблачу эту тайну, которая до настоящего времени оставалась недоступной для всех. Я не хвастаюсь, скоро вы сами в этом убедитесь, а пока я остаюсь здесь.
— Одни, ваша милость?
— Да, один; я не имею надобности ни в чьей посторонней помощи; что же касается вас, друзья мои, то вот возьмите это и поделите между собой, в знак моей благодарности за ваши старания, и затем отправьтесь к Твердой Руке в Охо-дель-Агуа и скажите, что я тоже скоро прибуду туда.
И он вручил Матадиесу увесистый кошелек.
— Однако, ваша милость! — начал было Матадиес не совсем решительно.
— Отправляйтесь, друзья мои, я этого хочу, так надо!
— Пусть будет, как вам угодно, ваша милость; желаю вам успеха.
— Благодарю!
Затем оба охотника простились с молодым человеком и вскоре скрылись в глубине темной чащи леса.
—А теперь, — сказал дон Торрибио, как только он остался один, — теперь надо мне приниматься за дело и показать, что могут сделать буэнос-айресские растреадоры.
Всадники, которые действовали так хитро и ловко, не пытались даже проникнуть внутрь асиенды с этой стороны, что было бы совершенно невозможно для них, так как они были верхами. Они просто, как говорится, произвели фальшивую атаку в этом направлении, с целью сбить с толка и ввести в заблуждение соглядатаев, присутствие которых они, как видно, подозревали, рассчитывая этим ловким приемом заставить их поверить в возможность проникнуть на асиенду с этой стороны и тем самым отвратить их от желания приняться за поиски в другом месте.
В сущности же асиенда была доступна с четырех сторон пешим и конным, даже экипажам; туда вели прекрасные широкие дороги, прекрасно содержимые, но начало этих дорог было так удачно замаскировано, так хорошо скрыто, что доискаться их не было почти никакой возможности. Впрочем, ближайшая из этих дорог находилась на расстоянии пяти миль от того места, где сидели в засаде Матадиес и Редблад. Но что, главным образом, делало асиенду недоступной, так это ее обособленное, одинокое положение среди пустыни, в глуши почти непроходимого леса, вдали от всякого населенного центра, и таинственная репутация, созданная целой массой легенд, усердно распространяемых в стране и наводивших страх и ужас на краснокожих и на невежественных, суеверных охотников, которые одни только и посещали порой эти края. Кроме того, тайны асиенды никого не затрагивали, никого близко не касались, и никто не имел серьезной надобности потрудиться над разоблачением их. Вот почему асиенда в течение целого ряда столетий хранила свою тайну в полной неприкосновенности. Теперь же, когда платеадос сделали ее главнейшим местом своего пребывания, складом всех награбленных ими богатств и сокровищ, когда они превратили ее в разбойничье гнездо, взгляды всего населения страны невольно обратились на асиенду, — и она стала предметом любопытства, удивления, страха и недоумения для всех и каждого; о ней заговорили, ею интересовались все, и каждому хотелось разоблачить, изучить и исследовать тайны этого здания, о котором долгое время все как будто забыли. |