Вдруг в отдалении коридоров послышались шаги. Дон Порфирио прислушался.

— Наконец-то! Это он! — прошептал Сандос и, простояв одну секунду неподвижно, вернулся к столу, раскрыл книгу и закурил сигару.

Шаги быстро приближались и наконец смолкли у дверей; пеон распахнул двери кабинета и посторонился, пропуская вперед капитана, за которым он затворил дверь и затем поспешно удалился.

Сбросив плащ и шляпу, вошедший оказался в полном верховом костюме, с длинным кинжалом за голенищем правого сапога, с двумя пистолетами, засунутыми за пояс, и длинной саблей у бедра.

— Вот и я! Добрый вечер, дон Порфирио! — сказал он, раскланиваясь с молочным братом графа, который встал и сделал несколько шагов навстречу своему гостю.

— Добро пожаловать, сеньор! Вы видите, я ожидал вас! — сказал дон Порфирио, указывая жестом на разложенное на столе оружие.

Капитан на мгновение побагровел, брови его сдвинулись; но, оправившись почти сейчас же, он спокойно уселся на предложенную ему хозяином бутаку и, раскуривая прекрасную сигару, сказал:

— Как только мы переговорим с вами, мне придется снова сесть на коня и ехать.

— Так вы действительно намерены говорить со мной?

— Ну да, раз я просил вас принять меня сегодня!

— Ведя такой замкнутый образ жизни, как мы, тем для разговора у нас может быть очень мало.

Капитан закусил губу.

— К чему бы мне было беспокоить вас, если бы я не имел надобности поговорить с вами?!

— Я положительно не знаю, что могло побудить вас явиться сегодня ко мне в такое позднее время!

Наступило небольшое молчание; противники присматривались друг к другу. Капитан заговорил первый.

— Быть может, — заискивающим голосом начал он, — вы полагали, что я желаю сделать вам какое-нибудь предложение?

— Может быть! — уклончиво отвечал дон Порфирио.

— Если так, то могу ли я рассчитывать на ваше дружеское ко мне расположение?

— О, вы сами знаете, насколько я всегда был расположен Г к вам с первого же дня, когда я имел честь увидеть вас! — иронически проговорил дон Порфирио.

— Значит, я могу надеяться, что моя просьба будет встречена вами благосклонно?

— А-а… у вас есть просьба ко мне…

— Извините, мы только еще предполагаем все это, я еще ничего не сказал вам.

— Да, совершенно верно!

— Итак вам, вероятно, известно, что война продолжается с возрастающим озлоблением с обеих сторон.

— Нет, я об этом решительно ничего не знаю: ведь с того времени, как мы поселились на этой асиенде, я ни разу отсюда не отлучался, и до нас не доходят никакие вести извне.

— Да, это правда. Итак, война продолжается, индейцы все поголовно восстали, и генерал Морелос двинулся теперь на Мехико, во главе довольно многочисленной армии.

— Кто такой этот генерал Морелос, сеньор?

— Священник маленькой деревеньки Каракуаро, назначенный генералом Идальго, командующий силами южных провинций; после смерти Идальго он заменил его и принял на себя командование Армией Независимости.

— Так Идальго умер! — воскликнул дон Порфирио с нескрываемым волнением.

— Да, сеньор, потерпев поражение у моста Кальдерон от испанского генерала Кальехи. Благополучно отступив, Идальго, Альенде и Абасола двинулись к границе Соединенных Штатов, где они рассчитывали запастись оружием и снарядами, но, подло преданные одним из своих сторонников, — доном Игнасио Элисондо, они были захвачены врасплох, забраны в плен, преданы суду и, по прошествии нескольких месяцев, приговорены к смерти и казнены.