— Эти люди, положившие жизнь свою за независимость родины, будут отомщены!
— Да, и это уже началось; кровь льется рекой, — война идет ужасная: обе стороны совершают самые возмутительные злодеяния. Повсюду только и слышно, что об убийствах, грабежах и поджогах. Нужда повсюду страшная: те, кто не погибают на поле брани, умирают от голода на больших дорогах, в рытвинах и оврагах, или превращаются в разбойников, нападающих как на испанцев, так и на мексиканцев, безо всякого различия. Несчастья, обрушившиеся на наших бедных соотечественников, не пощадили и нас.
— Что вы хотите этим сказать, сеньор? — с живостью спросил дон Порфирио.
— А то, что наше положение в данное время таково: дель-Венадито, дель-Парайсо и дель-Пало-Квемадо разграблены и сожжены, стада и табуны угнаны; поля все опустошены; рабочих рук нет и добыть их нельзя ни за какие деньги. Все индейцы и пеоны или завербованы той или другой из враждующих сторон, или же пристали к разбойничьим шайкам, наводняющим всю страну, так что, не имея ни скота, ни хлеба, ни овощей и плодов, ни даже денег, чтобы купить все это, нам придется умирать с голода.
— Что я могу тут сделать? Мои поместья также, вероятно, пострадали и опустошены, как и ваши.
— Об этом я ничего не могу сказать вам; простите меня, что я думал только о своих убытках и утратах: теперь у меня ничего решительно не осталось. Вот вести, которые я привез сегодня из моей последней поездки.
— Да, это печально, но что я могу сделать?
— О, очень многое, если только захотите!
— Не откажитесь объяснить, что именно.
— К чему тут объяснения, вы и так поняли меня!
— Нет, я никогда не умел разгадывать шарад или загадок. Капитан с досадой сдвинул брови; злоба вскипала в нем, он с трудом сдерживался. А дон Порфирио, напротив, становился все более спокойным и уверенным в себе.
— Я уже сказал вам, что у нас решительно ничего более не осталось; нам во что бы то ни стало необходимы деньги, иначе все мы должны будем умереть с голода. Нам нужно много денег, потому что теперь все продается на вес золота. И вот я прошу у вас этих денег.
— У меня?
— Да, у вас, дон Порфирио, потому что вы, если только захотите, можете спасти всех нас!
— Я вас менее, чем когда-либо понимаю, сеньор! — сухо ответил дон Порфирио.
— А если так, — при этом глаза капитана метнули на собеседника злобный, разъяренный взгляд, — то я скажу вам прямо: эта асиенда таит в себе несметные сокровища, она буквально набита золотом от верха до низа.
— Вы так полагаете? — иронически спросил его собеседник.
— Не только полагаю, но вполне в том уверен, да и вам это так же хорошо известно, как и мне!
— Ну, в таком случае, вы верно знаете, где находятся эти I богатства и откуда они взялись!
— Да, я знаю, откуда они взялись, и вы так же знаете, что сокровища Кортесов, коих я в настоящее время являюсь единственным представителем, таятся в подземельях этой асиенды.
— Действительно, я слышал эту легенду в детстве!
— Это не легенда, дон Порфирио, и вам это известно лучше, чем кому-либо, потому что вы знаете даже, где именно хранятся эти сокровища и знаете тайные ходы, ведущие к ним!
Дон Порфирио молча пожал плечами.
— Я хочу, чтобы вы мне открыли эту тайну! — резким, злобным голосом, отчеканивая каждое слово, воскликнул капитан. — Я хочу, чтобы вы выдали мне все эти сокровища.
— Вам?
— Да, мне! Разве я в настоящее время не единственный представитель рода Кортесов?
При этих словах дон Порфирио выпрямился и пристально, в упор, взглянул на капитана. |