Поэтому Рябинин никогда не обманывал, а мог только умолчать, о чём надо было умолчать.

— Не говорит, — твёрдо признался Рябинин. — Это и понятно, а вы должны сказать. Уверен, что Ватунский вас поймёт и когда-нибудь поблагодарит.

— Как он её ударил, я не знаю, — начал Шестаков. — Сам он не говорит, а спрашивать как-то не ко времени. Жили они плохо. Скандалы были почти ежедневно…

— Из-за чего скандалы?

— Нина Ватунская была довольно-таки тяжёлый человек. Как теперь говорят — элементарная несовместимость.

— Причиной скандалов был только её характер?

Шестаков взял скрепку, согнул её, разогнул, поправил галстук, внимательно осмотрел ногти, поводил взглядом по стенам и уставился на портрет.

— Дзержинский, — сказал Рябинин.

Свидетель метнул взгляд с портрета в угол.

— А это сейф. Металлический.

Шестаков вздохнул.

— Я думал, мы поняли друг друга, — вздохнул и Рябинин.

В кабинете стало тихо, как на чердаке. Теперь Шестаков смотрел в стол. Тишина росла, расползалась и уже ощущалась физически. Рябинин давно заметил, что слабые люди долгой паузы не выносят.

— Разрешите мне подумать и прийти завтра, — поднял глаза Шестаков.

— Нет! — отрезал Рябинин.

Контакт пропадал на глазах, но завтра пришлось бы всё начинать сначала. Свидетелю надо было помочь, чуть-чуть, для первого шага. И Рябинин пошёл на риск.

— А ведь я знаю, о чём вы не хотите говорить!

— О чём? — насторожился свидетель.

— О доме номер семьдесят три на проспекте Космонавтов, например…

Шестаков глуповато уставился на следователя. Рябинин спокойно рассматривал его и улыбался — немного понимающе, немного поощрительно и чуть устало.

— Зачем же тогда спрашивать? — наконец выдавил Шестаков.

— Тут много причин, — уклончиво ответил Рябинин.

— Ну, если знаете… У Ватунского есть женщина. Как это no-вашему… сожительница, что ли?

— А по-вашему?

— Он любит её. В общем, жена узнала, скандал, ну а дальше вам известно.

— Как её зовут?

— Ничего не знаю: ни имени, ни места работы, ни места жительства. Где-то на Космонавтов. Её он скрывал даже от меня.

— Откуда вам известно, что он её любит?

— Ну, как бы это сказать… Заметно.

— Почему же он не развёлся с женой?

— О-о! Ватунский слишком дорожит мнением руководства и сослуживцев.

Шестаков начал рассказывать о самом Ватунском и говорил долго и убеждённо. Его бледное лицо порозовело полосами. Галстук вздыбился бугром, пиджак ездил по сухим плечам, чёрные прямые волосы рассыпались на две половинки и лежали, как вороньи крылья.

Шестаков всё говорил о своём друге, попутно объясняя проблемы комбината, и словно старался в чём-то оправдаться. Рябинин знал, в чём и перед кем он оправдывается — перед своей совестью за показания о Ватунском.

— Напрасно волнуетесь, — перебил его Рябинин. — Вы ничего плохого не сделали и другу не повредили.

— Да? — с надеждой спросил Шестаков.

Расстались они тепло. Рябинин пожал ему руку и подумал, что хорошо бы поговорить с Шестаковым, не здесь, а где-нибудь в компании или дома, и не так, как удав с кроликом, а на равных, и не о мотивах и убийствах, а обо всём в мире, о чём говорят умные мужчины за бутылкой вина.