Тот, кто проводил кросс, считал, что Оливер играет в крикет, и наоборот. А после того как этот бестолковый классный наставник положил трубку, я позвонил на ближайшую станцию железной дороги. Мне сказали, что в середине дня светловолосый мальчик в форме Уайтлендской школы действительно купил билет второго класса до Лондона. — Он зажег сигарету. — Очевидно, у Оливера какие-то неприятности. Завтра утром ему предстояло явиться в кабинет директора. Вот он и предпочел сбежать. — Гай положил руку на плечо Элеоноры. Ее кожа была слегка влажной на ощупь. — Не волнуйся. Он вернется. Оливер — вполне самостоятельный мальчик.
— Но… он поехал в Лондон! — прошептала она. — Один! Ему всего одиннадцать!
— Если он не появиться здесь… дай сообразить… к восьми часам, то я позвоню в полицию. В школе хотят, чтобы я отложил это до утра — естественно, они предпочли бы избежать скандала, — но я не намерен ждать так долго.
— Ты действительно думаешь, что придется обращаться в полицию, Гай? — спросила Элеонора, с тревогой хмуря лоб.
— Нет, не думаю. — Он постарался придать голосу больше уверенности. — Оливер вернется домой, как только устанет и проголодается, я в этом уверен. А пока… может быть, нам отменить все это?
«Все это» означало вечеринку с коктейлями, на которую они пригласили гостей. Элеонора готовилась к ней полтора месяца. Она взяла с туалетного столика помаду и начала красить губы.
— Но, Гай, ты ведь сам сказал, что Оливер вернется.
В семь часов Гай ускользнул в свой кабинет. Вряд ли его кто-то хватится. Все наиболее важные гости уже прибыли (он видел список, составленный Элеонорой в порядке значимости приглашенных). Он уже выпил бокал шерри, закусил воздушным пирожком-волованом, оценил по достоинству заливное с глянцевыми овощами в крохотных формочках, обошел, как и положено хозяину, всех гостей, обменявшись с каждым несколькими малозначащими фразами.
Сейчас он закрыл дверь, отгородившись от приглушенных благовоспитанных звуков вечеринки, и достал из ящика стола журнал. Это был журнал, посвященный кино, его оставила на кухне одна из девушек, нанятых Элеонорой для подготовки к вечеринке. Гай хотел было выбросить его в мусорное ведро — обычно он не читал журналы такого сорта, — но заметил небольшую заметку внизу страницы.
«Морячка Салли», — гласил заголовок, — музыкальный фильм. Салли Фэрли после разрыва с женихом отправляется в круиз по Средиземному морю и находит на борту корабля настоящую любовь».
Неизвестные актеры и избитый сюжет. Но внизу курсивом было написано:
«При участии Грея Бэнкса, Дианы Тейлор и Николь Мальгрейв».
Николь Мальгрейв. Имя, которое не следовало упоминать на Холланд-сквер.
Он провел пальцами по бумаге, на которой оно было написано. Его потрясло то, что Николь — одна из них — еще существует. Он не видел никого из Мальгрейвов и ничего о них не слышал без малого десять лет.
Гай зажег сигарету и подошел к окну. Небо было безоблачно синим, и на крышах домов сияло солнце. Николь ассоциировалась у него с зимой. Они встретились, когда выпал первый снег, и расстались три месяца спустя, с появлением первых зеленых ростков. У них было несколько недель безумного счастья. Затем Николь узнала о смерти Поппи, и этот день можно было считать началом конца их романа.
Она ушла от него мартовским утром. Запихнув свою одежду в старую сумку и закрутив роскошные кудри узлом на макушке, она сказала: «Я встретила другого человека. Думаю, что он и есть моя настоящая любовь. Наш роман был ошибкой. Ты ведь простишь меня, Гай?» Он простил, потому что к этому времени уже понял, что физическая страсть, которая поглотила их в первые недели, угасла, а больше их ничего не связывало, кроме детских воспоминаний и взрослого предательства по отношению к близким людям. |