Оливер прошел через дом и вышел через парадный вход. Было далеко за полдень, и небо из синего стало белесым. Оливер шагал быстро, желая, чтобы этот дом и девушка, которая начала ему нравиться, поскорее остались позади. Услышав звук мотора, он не обернулся и продолжал идти широким шагом, лишь слегка сместившись к обочине.

«Моррис» цвета зеленого горошка нагнал Оливера в березовой аллее. Притормозив, Элизабет сказала:

— Ты забыл свой пиджак, Оливер.

Он только сейчас заметил, что ушел в свитере ее отца. Сняв чужую вещь, он просунул ее в окно автомобиля и накинул на плечи пиджак.

— Куда ты идешь?

— На станцию. Мои родители будут волноваться, куда я пропал.

— Я подвезу тебя.

— Предпочитаю пройтись пешком.

— Здесь шесть миль, Оливер!

— Ну и что. Все равно я пойду пешком.

Гравий скрипел у него под ногами.

— Значит, ты не будешь участвовать в марше? — крикнула ему вслед Элизабет.

Он обернулся, остановился на мгновение и покачал головой.

— Видимо, нет. Спасибо за завтрак и все остальное.

И Оливер снова зашагал по аллее.

— Можете одеваться, сэр Энтони, — сказал Гай, вешая стетоскоп на шею.

— И что вы скажете, доктор Невилл?

В обычно жизнерадостном тоне пациента Гай услышал тревогу.

— Кровяное давление у вас слегка повышено.

— А это плохо?

Из-за ширмы голос сэра Энтони Чанта звучал приглушенно.

— Это создает нагрузку на сердце.

Гай вымыл руки и высморкался. Он чувствовал, что у него начинается простуда.

— Значит, надо пить больше таблеток?

— Попробуйте сбросить вес.

Сэр Энтони Чант появился из-за ширмы.

— Сбросить вес? — Он похлопал себя по объемистому животу. — С какой стати? И как?

— Ешьте меньше, — сухо сказал Гай, затем взял себя в руки. — Это будет полезно для сердца.

— Не понимаю, почему.

Гай начал объяснять связь между болезнями сердца и перееданием, но пациент перебил его:

— Лучше выпишите мне еще тех таблеток, что и в прошлый раз. Они хорошо помогают.

Гай открыл было рот, чтобы продолжить объяснения, но, увидев самодовольное лицо сэра Энтони, понял, что это бесполезно. С трудом сдерживая раздражение, он начал писать рецепт.

После того как пациент ушел, Гай встал и подошел к окну. Обстановка устланного коврами и изысканно обставленного врачебного кабинета действовала на него угнетающе. Даже вид из окна не радовал: между стоящими вплотную зданиями не проглядывало ни клочка зелени. Лондон был окрашен в тусклые серые и коричневые цвета. Чтобы подавить гудение в голове и боль в горле, Гай попытался вспомнить, как он бродил по довоенной Европе. Он вдруг понял, что тоскует по россыпям алых гибискусов, по трепетанию ярких крыльев бабочек. Вернувшись к столу, он положил пачку бумаг в портфель, запер кабинет и пошел пешком на Холланд-сквер.

В прихожей он задержался, чтобы просмотреть почту, скопившуюся на столике. Из гостиной его окликнула Элеонора, напоминая, что они идут в гости. Гай совершенно забыл об этом. Переодевшись в смокинг, он выпил таблетку аспирина.

Вечеринку с коктейлем — утомительное мероприятие, на котором приходится жонглировать бокалом и тарелкой и одновременно поддерживать вежливый разговор, — устроил коллега Гая, Уилфрид Кларк, который жил в Ричмонде. Среди гостей, по большей части врачей, бесцельно бродили рослые девицы, приглашенные, как предположил Гай, в качестве декорации.