— Чертова страна, — ворчал Ральф. — Чертова погода. Не нервничай, Фейт.

Они прошли примерно полмили, потом их подобрал автобус и довез почти до места. Пробежав по аллее, они оказались на пустом церковном дворе. Через древние стены церкви доносилось пение. Ральф широким шагом взошел на крыльцо и, протиснувшись внутрь, тут же начал громко подпевать.

Фейт успокоила дыхание только к тому моменту, когда Оливер и Элизабет пошли по проходу. «Как прелестна Лиззи и как красив Оливер!» — думала она, пытаясь найти в сумочке приготовленный рис. Она повертела головой, ища глазами Ральфа, но он куда-то исчез. Мокрые от дождя волосы Фейт слиплись на шее в крысиные хвостики. Платье из шелка, вручную расписанного Кон, не было водостойким: желтовато-зеленая краска растворялась в воде, превращаясь в бирюзу и оставляя голубоватые следы на коже. Толпа нарядно одетых гостей двинулась на улицу. Кто-то наступил ей на ногу, чей-то локоть ткнул ее под ребро. Фейт повернулась и оказалась лицом к лицу с Гаем Невиллом.

«Я — призрак на этом торжестве», — думал Гай. Хорошо, что все устроилось таким образом, что он не станет смущать Кемпов своим присутствием слишком долго.

Гай сидел один на пустой скамье. Он надеялся, что Элеонора передумает и придет, и когда посреди церемонии открылась входная дверь, обернулся, ожидая увидеть ее. Но вместо Элеоноры в церковь вошли Ральф и Фейт.

И сразу все встало на свои места. Он мгновенно вспомнил, как в первый раз вошел в кухню в Ла-Руйи. Это была уже не фотография, а настоящий фильм, восстановленный в деталях, со звуками, взглядами, запахами. Букет полевых цветов, который он вручил Поппи. Ее красивое, нежное, усталое лицо. Звуки фортепьяно в отдалении и чье-то пение, врывающееся в душу. Он вспомнил эту огромную пыльную кухню, паутину, натянутую между пустыми винными бутылками под раковиной, кошку, свернувшуюся в лужице солнечного света, льющегося из окна…

Он понял, что тогда, много лет назад, он влюбился. Слепо, безвозвратно, в первый раз в своей жизни. Он понял, что любил всех их, только по-разному. Ральфа, Поппи, Фейт, Джейка, Николь. И, конечно, Ла-Руйи. Хотя за прошедшие годы его страсть изменилась, она не оставила его полностью. Эти люди давали то, чего ему не хватало в жизни.

Служба закончилась. Гай поздравил Оливера и Элизабет и затем, когда новобрачных поглотила толпа друзей и родственников Кемпов, начал пробираться туда, где стояли Мальгрейвы. Гости столпились у выхода, с трудом просачиваясь через узкую дверь на крыльцо, и в какое-то мгновение Гай потерял из виду Ральфа и Фейт. Он тревожно взглянул на часы, потом снова осмотрелся и вновь заметил светловолосую голову и синевато-зеленый рукав. Проскользнув мимо всхлипывающих старых тетушек и шумных детей, он поравнялся с Фейт.

Он заговорил с ней, но его слова потонули в общем гвалте.

— Что ты сказал, Гай? — переспросила она.

— Я сказал, что ты прекрасно выглядишь! — громко повторил он.

Другие гости пихали его, Фейт что-то говорила, но он не мог расслышать и только смотрел, как шевелятся ее губы, словно в немом кино.

— Давай выйдем на улицу, — крикнул он и, взяв под руку, повел к выходу.

Но когда они оказались во дворе, Гай растерялся. Он столько хотел сказать ей, но все слова, которые приходили в голову, казались самонадеянными и дерзкими. Разве смел он заговорить с ней о любви после того, как столько раз разочаровывал ее? Разве мог он, помня выражение ее лица во время их последней встречи, признаться, что один лишь взгляд на нее только что возродил его душу?

— Оливер рассказал мне о смерти Джейка, — сумел произнести он. — Трудно поверить, что его нет.

Фотографы устанавливали камеры, гости выстраивались группами, чтобы сделать снимок на память.