В следующий раз обнаруживает себя на кушетке в кабинете отделовского медика Вадима. Тупо пялится потолок помещения, считает трещинки в побелке под бессмысленную болтовню его хозяина.

— Свет побери! Джозеф, ты только держись! Десять минут всего! Джош! Держи глаза открытыми! Не спи! Холодно? Сейчас укрою. Джош, как зовут твою мать? Отвечай!

Настойчив как осёл. Джош с трудом переводит плывущий взгляд на нарушителя своего покоя.

— Как зовут твою маму, Джозеф?

— Добронега.

Но, получив ответ, не отвязывается.

— Сколько тебе лет?

Припомнить оказывается на удивление сложно. Морщит лоб, разглядывает грубовато-правильное лицо собеседника.

— Двадцать…четыре…

— Молодец. Так, уже недолго.

Помещение внезапно наполняется целой толпой народа, и все шумят, и всем чего-то нужно. Джоша заворачивают во второе одеяло и как ребенка подхватывают на руки. Провал темноты.

— Эй, парень! Давай уже, просыпайся!

Джош совершенно точно этого не хотел. Но заставляли. Ну и открыл. Блёклые пятна лиц. Ничего интересного.

— Что…? — не очень внятно потребовал. Ответили тоже не очень внятно:

— Всё в порядке, парень. Просто проверяю…

Проверяли весьма странно — складывали на многострадальную грудь руки, жали рёбра, разжимали зубы и лили в рот всякую дрянь. Джозеф сопротивлялся, конечно, только это мало помогало. Чего-то объясняли. Не слушал, мотал подбородком.

— Джозеф, пан Кшиштоф сказал, ты нас слышишь.

Как ни странно, Джош действительно слышал — вату из ушей убрали. Впрочем, ответа дожидаться не стали — хрупкая птицеподобная женщина в легком белоснежном халатике поверх чего-то небесно-голубого, воздушного, сухо поджала губы.

— Хорошо. Так вот, Джозеф, ты попал в скверную историю, ага? — дала некоторое время на осмысление вопроса. Качнула подбородком. — Сейчас ты в безопасности, не бойся. Всё, что можно было, мы уже сделали. Теперь ты просто ответишь на несколько вопросов, а потом отправишься отдыхать. Ага?

— Да, — покорно согласился. Птичий голос панны начинал раздражать.

— Расскажи, что с тобой произошло.

Мысли путались, язык заплетался. Панне что-то не понравилось, она хмурилась. Потом задавала вопросы, смысла которых парень в упор не понимал. А конце-концов женщина рассердилась, а дальше началось чёрт знает что — ломали какой-то там внешний блок, ссорились, ругались, того и гляди, глотки бы друг другу перегрызли. Особенно громок был тот, что называл парнем. Пан Кшиштоф, кажется. Потом блок то ли сломали, то ли случайно проломили голову самому Джозефу — мог только слабо поскуливать. Потом грохот "Слишком опасно!" спасовал перед громким, визгливым "Благо Баланса важней!". Ослепительный свет, от которого слёзы на глазах выступили, визг на одной ноте. Погасили свет. Опустилась ночь. Ещё очень болела голова.

— Что вы натворили, Свет побери?! Вы же его…

Тогда не утерпел и закрыл глаза. Чтобы в следующий раз открыть их…

Темно. Шумы и мышиная возня прекратились. Холодно. Всхлипывают. Тело — как попавший в мясорубку лимон. Кто-то суетливо перебирает пальцами на больном Джоша левом запястье, что весьма неприятно. Дернул рукой, прекращая неприятные манипуляции.

— Тише. Не дергайся. Я всего лишь пытаюсь перевязать, — заплаканный хриплый голос. Руку подхватывают, бережно-бережно, и точно — перевязывают.

— Мэва? — неуверенно предположил Джош, силясь приподняться на локте. Плита под лопатками как была ледяной, так и продолжала такой оставаться. Впрочем, под задницей та же фигня.