Ночью приснился сон. Странный, смешанный. То в друг, ни с того, ни с сего, яркий, цветной, каких давно не было. А то опять потемнело, только звуки. Сначала уже привычное — алтарь, тени, жаровни. И что-то новенькое — на потолке расцветает огромная алая шестиконечная звезда, во сне очень четко отложилось — обряд древних арамеев. И опять монотонное бормотание. Затем Джоша все-таки закололи, но он не умер, зато начались настоящий бред и сумасшествие — игры в жмурки. Джоша дразнили, свистели над ухом, никак не давались в руки, хохотали, и не позволяли себя узнать. Джошу казалось — ловит Беккера, а обнаруживает Гауфа, но лучший сотрудник отдела вообще оборачивается Мэвой и со снисходительно-унизительным смешком утекает сквозь пальцы. В конце концов Джош выяснил, что все они заодно, что все это изощренное издевательство, обиделся и проснулся. И понял, что пришла пора активных действий. Он закончит это дело. Не для кого-то, исключительно для себя.

— Пан Гауф, я помню, вы расследовали дело об открытии темного источника в Лодзи. Расскажите мне про него, пожалуйста. — У Гауфа пахло дрянным растворимым кофе и нежно любимым 'паном Эрнестом табаком-горлодером, от которого даже у Джоша тонко защипало в носу. У пана Эрнеста своеобразные вкусы.

— Любопытно, что ты заинтересовался. Это как-то связано с твоим расследованием? Что там у вас вообще происходит? Я слышал, на тебя напали?

— К делу это никакого отношения не имело, — поморщился Джош. Ныл и мешал движениям порез на ребрах, хоть медиком Вадимом и мотаный-перемотанный профессионально и залитый какой-то дрянью. А Эрнест Гауф слишком любопытен, чтобы запросто, без лишних вопросов поделиться необходимой информацией. Можно было, разумеется, поднять досье самостоятельно, но при всем своем любопытстве пан Гауф еще и гораздо более опытен, чем Джош и Мэва вместе взятые, и может дать ценные пояснения к сухим реляциям досье. — Всего лишь ограбление. Но что там с вашим расследованием в Лодзи?

Скрипнуло кресло, чиркнула спичка. Да, и еще Гауф не пользуется зажигалками — свой горлодер предпочитает прикуривать от спички, а не от модного нынче файера или от простецких прикуривателей.

— Я полагаю, тебя не само дело интересует, иначе бы ты просто поднял документацию. Говори конкретно, что я должен рассказать. У меня не так много времени.

Точно, тот самый горлодер — завоняло табаком. И Гауф необычно оживлен — в кресле не задержался, вскочил, забегал где-то за спиной у Джоша. Парень вдруг припомнил, что вроде у старшего коллеги загруз, и что именно сейчас он отнимает у Гауфа драгоценное время. Возможно, оттого пан так нервничает.

— Я не хотел бы вас сильно задерживать, пан. Но меня интересует обряд открытия. От и до.

— Я так понял, в книжки вы с Мэвой не заглядывали… Молодежь. Впрочем, ладно, полчаса у меня есть. Слушай. Двухтысячный, декабрь, тридцать первое… Чуешь, чем пахнет?

— Кармические даты?

— Да, примерно. Ребятки думали, смена тысячелетий, и так далее, и тому подобное… Они были в общем правы. Но малость просчитались — дилетанты зеленые. Там старшему двадцать три было. Но способные. Не учли, что после смены календарей даты не соответствуют астрономическим. Нужно было переводить, а они то ли поленились, то ли не сообразили. Эта-то мелочь все и испортила. Иначе бы мы не успели. А вот остальное все просто идеально проделали, паразиты малолетние. Были бы Светлыми, цены бы им не было.

Пан Гауф наконец успокоился, приземлился обратно в кресло, судя по скрипу.

— Ну вот, значит, тридцать первое декабря, десять часов вечера, на улице мороз собачий, никогда раньше такого в Лодзи не было, луна светит, как озверелая — полнолунье, едрить его, да еще ветер.