— Ну, не знаю, — проворчал лишенный не только романтической жилки, но даже и самого элементарного воображения Воропаев. — Что уж тут такого ценного может быть? Золотишко церковное или, скажем, колчаковское? Ну, так золото — оно и в Африке золото, насчет него любой валенок догадается, что оно подороже дерьма стоит.

— Не все золото, что блестит, — ответил Гурин и завозился, устраиваясь поудобнее на скрипучем сиденье. — Вот, к примеру, известно ли тебе, друг Василий, что здесь, в Шарово, еще в восемнадцатом веке отбывал бессрочную ссылку некто Конрад Бюргермайер?

— Это еще кто?

— Серый ты, Василий, как солдатская портянка. Бюргермайер этот был придворным астрологом Петра Первого, понял? Долго был, лет десять. А потом не потрафил чем-то царю-батюшке, тот и сослал его навечно в эту вот дыру. Спасибо еще, что ноздри не вырвал.

— Да, — задумчиво, даже меланхолично, протянул Воропаев, — вот были времена! Ну, и что этот астролог?..

— А хрен его знает, — равнодушно ответил Гурин.

— Тьфу! — с досадой плюнул Воропаев. — А чего ж ты тогда мне мозги пудришь? Астролог, астролог… При чем тут он вообще?

— Да я-то почем знаю? Ни при чем, наверное.

Некоторое время Василий переваривал полученную информацию, после чего пришел к выводу, что она не представляет ровным счетом никакого интереса.

— Эх, ты, — сказал он, — кладезь премудрости! Несешь, сам не знаешь, что…

— Тихо! — перебил его Гурин. — Кажется, выходит.

Повернув голову, Воропаев увидел, как в одном из темных окон краеведческого музея на мгновение блеснул осторожный лучик света. Потом свет погас, негромко стукнула аккуратно прикрытая оконная рама, на фоне беленой кирпичной стены беззвучно промелькнула стремительная тень, а через мгновение задняя дверь «уазика» открылась, и машину слегка качнуло на рессорах.

— Заводи, — послышался сзади негромкий хрипловатый голос. — Валим отсюда.

— На аэродром? — поворачивая ключ зажигания, уточнил Гурин.

— Да, — лаконично ответил человек на заднем сиденье.

Воропаев позавидовал этой лаконичности: сам он в такой ситуации непременно поинтересовался бы, не хочет ли Гурин трястись отсюда через всю Россию до самой Москвы на этом вот отечественном металлоломе. На нем и до аэродрома-то доехать — пытка…

Гурин тронул машину с места. Лишь отъехав на приличное расстояние от музея и сделав несколько поворотов, он включил фары. Человек на заднем сиденье, весь обтянутый черным, как японский ниндзя или боец контртеррористического спецподразделения, содрал с головы трикотажную шапочку-маску с прорезями для глаз и затолкал ее в карман. Лицо у него было скуластое и волевое, как у героя кинобоевика, волосы густые и темные; имени его ни Воропаев, ни Гурин не знали, а кличка у него была странная — Библиотекарь. На библиотекаря этот строго засекреченный тип походил меньше всего на свете; размышляя на эту тему, Воропаев первым делом вспоминал уже ставший хрестоматийным диалог из «Операции „Ы“»: «Почему „Ы“?» — «А чтоб никто не догадался!» Лучшего объяснения странной кличке капитан придумать не сумел, да его, скорее всего, и не существовало: уж кто-кто, а капитан Воропаев точно знал, по какому принципу агентам присваиваются оперативные псевдонимы! С отделом, где служили они с Гуриным, например, долго и плодотворно сотрудничал стукач, который подписывал свои донесения «агент Зина».