Если бы начальник службы безопасности одной из крупных московских фирм Петр Кузьмич Стрельцов, к этому времени уже отчитавшийся перед шефом о проделанной работе и вернувшийся к выполнению своих повседневных обязанностей, увидел этого человека, он испытал бы удивление — впрочем, весьма непродолжительное и не слишком сильное. Петр Кузьмич был не из тех, кто способен долго охать, ахать и всплескивать руками, столкнувшись с чем-то неожиданным, особенно если неожиданность таит в себе угрозу. Перестав удивляться, он непременно принял бы все меры к тому, чтобы описанный выше гражданин вел себя как полагается покойнику, то есть перестал расхаживать по пользующимся сомнительной репутацией заведениям и мирно улегся на каталку в ближайшем морге.

Но Петр Кузьмич был далеко и не подозревал, что застреленный у него на глазах наемник на самом деле здоровехонек. Трое стрелков в камуфляже без знаков различия, что остались лежать в помещениях на втором этаже заброшенного литейного цеха, были наняты им на стороне при посредничестве покойного Виктора Чайкина, так что их отсутствие господина Стрельцова ничуть не встревожило.

Чудесным образом воскресший наемник владел ситуацией гораздо лучше своего оппонента, поскольку продумал все заранее и приложил немало усилий к тому, чтобы все вышло именно так, а не иначе. Ему удалось переиграть неглупого и могущественного противника, но он не испытывал по этому поводу ярко выраженных эмоций: ему было не впервой, среди добытых им трофеев числилась дичь и покрупнее.

Очутившись на дне приямка и обнаружив прямо перед собой заколоченную досками дверь, этот современный вариант библейского Лазаря коротко усмехнулся, отдавая должное изобретательности здешнего персонала, бросил окурок в стоящую в углу жестяную, архаичного вида урну, а затем, хоть и был здесь впервые, без тени сомнения или неуверенности потянул дверь на себя. Якобы намертво заколоченная двадцатисантиметровыми гвоздями дверь распахнулась без малейшего сопротивления, и посетитель вошел в тускло освещенное фойе. Потускневшее зеркало в растрескавшейся багетной раме почти во весь рост отразило его высокую фигуру. При виде собственного отражения губы посетителя едва заметно искривились в брезгливой гримасе. Ему случалось ночевать в грязной луже, укрываясь для тепла окоченевшим трупом собственноручно застреленного человека, но с тех пор прошло уже много лет, и он давненько не чувствовал себя таким грязным.

Всю не всю, но часть грязи он мог смыть с себя прямо сейчас. Углядев в тупичке за фанерной перегородкой дверь, помеченную бронзовой на вид литерой «М» (на соседней, внося окончательную ясность, красовалась надпись «Ж»), посетитель свернул туда. Интерьер интересующего его помещения свидетельствовал о богатой, местами даже чересчур, фантазии тех, кто его декорировал. Вообще-то, говорить о декоре применительно к общественному туалету как-то не принято, но здесь декор был налицо. Первым делом посетитель едва не упал, споткнувшись о выступающий из кафельного пола чугунный канализационный люк самого что ни есть антикварного вида. Старательно очищенные от штукатурки кирпичные стены украшали взятые в простые деревянные рамки плакаты советских времен, латунные краны с виду тянули лет на сто, если не на все сто пятьдесят, а раковины под ними были вручную склепаны из оцинкованной жести.

Пока киллер в темных очках намыливал руки, в туалет вошел еще один посетитель — бритоголовый здоровяк с солидным пивным животом. Протопав мимо, он пристроился к писсуару. Киллер изумленно приподнял бровь: звук, сопровождавший процесс вывода из организма излишков пива, был мощный, гулкий — словом, брутальный, иначе не скажешь. Покосившись в ту сторону, стрелок обнаружил, что писсуар представляет собой прямоугольное корыто все из той же оцинкованной жести — деталь, которая вряд ли могла попасть сюда случайно. «Оригиналы, — смывая с ладоней мыльную пену, подумал воскресший.