В середине Поля. Оплатите мне Деньги до 12.00 часов. Только я умею как остановить Диггера. Если вы (густо зачеркнуто) арестуете меня, он продолжит убивать. Если вы меня убьете, он продолжит убивать…
Чтобы вы не думали будто я никто, некоторые пули Диггера были окрашены черной краской. Только я знаю об этом.
У каждого документа свой характер. Письмо Джефферсона, лежавшее в ящике стола в доме Паркера, независимо от того, подлинное оно или нет, было величаво. По стилю и по богатству содержания. А записка вымогателя, которую он видел сейчас перед собой на рабочем столе лаборатории ФБР, поражала вульгарной грубостью и цинизмом.
И тем не менее Паркер подошел к ее рассмотрению как к решению любой другой своей задачи: беспристрастно, непредвзято и не делая скороспелых выводов. При разгадке ребуса наш ум напоминает быстро застывающий гипс — первые ощущения впечатываются в него надолго. Поэтому он избегал каких-либо умозаключений, пока не проанализировал записку целиком. Сдерживать напрашивающиеся сами собой суждения было едва ли не самым сложным в его профессии.
Три ястреба постоянно уносили у фермера кур…
— А что с пулями в метро? — спросил он. — Вы нашли среди них окрашенные?
— Так точно, — ответил Джерри Бейкер. — Около дюжины были покрыты черной краской.
Паркер кивнул и задал еще вопрос:
— Я правильно понял, что вы заказали психолингвистическую экспертизу?
— Да, — отозвался Геллер и указал на дисплей своего компьютера, — но результаты из Квонтико пока не прислали.
Паркер посмотрел на конверт, в котором оставили записку. Его поместили в целлофановую папку, налепив формуляр для отметок о перемещении из отдела в отдел, озаглавив «Метстрел». На внешней стороне конверта тем же почерком, которым была составлена записка, вывели слова: «Мэру. Вопрос Жизни и Смерти».
Он натянул резиновые перчатки. При этом он не столько боялся оставить свои отпечатки пальцев, сколько уничтожить любые микрочастицы, приставшие к поверхности бумаги. Потом вынул из бархатной обертки свою лупу. Диаметром в пятнадцать сантиметров, безупречно чистое стекло было оправлено в блестящий стальной обод и снабжено ручкой из палисандра. Первым делом Паркер изучил с его помощью полоску клея на конверте.
— Ну, что мы здесь имеем? И имеем ли что-нибудь вообще? — пробормотал он себе под нос. Работая с документами, он часто начинал разговаривать сам с собой. Если в такой момент в кабинете находились дети, они думали, что его комментарии адресованы им, и безыскусно радовались возможности поучаствовать в отцовской работе.
Узкая клеевая линия, нанесенная на конверт машиной на фабрике, осталась нетронутой, а жаль. Остатки слюны могли дать информацию по ДНК и для серологического анализа.
— Конверт он не запечатывал.
Лукас покачала головой и усмехнулась в ответ на столь очевидное наблюдение.
— Но для нас это не имеет значения. Мы взяли пробы ДНК из крови трупа и прогнали через базу данных. Ничего.
— Как я понимаю, вы исследовали ДНК неизвестного преступника, — заметил Паркер. — А у меня была надежда, что конверт мог заклеить Диггер и подарить нам немного информации для обработки.
Немного поразмыслив, она признала:
— Да, это — мысль. Я сама как-то не подумала об этом.
Не настолько самолюбива, чтобы не извиниться, подумал Паркер. Пусть и косвенно. Он отодвинул конверт в сторону и снова взялся за записку.
— А что вы предполагаете по поводу самого Диггера? — спросил он затем.
— Да, — присоединился Сид Арделл. — Мы имеем дело еще с одним свихнувшимся маньяком?
— С еще одним Сыном Сэма? — влился в общий хор Кейдж. |