Следующей ночью Птею предстояло увидеть этот голубой глаз уже из окна одного из минаретов Дома Разделения; каждый ребенок знал, что и этот университет, и все подобные ему выстроены на один манер. Огромные стволы деревьев, высеребренных солью и солнцем, сколачивались вместе, пока не получалась площадка, достаточная для возведения плавучего города. Города детей. Но в сознании учащихся восьмого класса, над которым шефствовал воспитатель Деу, это место не вызывало ассоциаций с залитыми светом, шумными коридорами; им скорее представлялся сумрачный, тоскливый лабиринт, окутанный никогда не рассеивающимся облаком черного дизельного дыма, вырывающегося из тысяч труб, каждая из которых была выше любой мачты, или башни. Этот образ врезался в сознание Птея, и он просто не видел себя среди всех этих продуваемых ветрами деревянных лестниц и нависающих над океаном балконов, где всегда были слышны крики морских птиц.
Но тут у него перехватило дыхание. Все его фантазии и даже то, что он боялся представить, воплотились в жизнь, когда из облака мигрирующих кораблей Анприн внезапно вынырнули новые огни: красные и зеленые сигнальные фонари Дома Разделения. Мальчик даже ощутил, как вибрация огромных двигателей и генераторов, пройдя по воде, передается катамарану. Он прислонил руку к мачте из углеродного нановолокна. Та, казалось, поет в унисон огромному зданию. И если обычно, когда вы видите звезды, те кажутся ближе, чем есть на самом деле, то в этом случае огни были вовсе не так далеки, как представлялось Птею. «Парус Светлого Ожидания» уже подошел к ним практически вплотную и готовился миновать внешний ряд буйков и рыболовных сетей. Из темноты один за другим возникали минареты, шпили и башни, заслонявшие небо.
НЕЙБЕН, БАССЕЙН
Нейбен смотрел на медового цвета небеса, стоя по пояс в теплой, как кровь, и глубокой, как забвение, воде. В эту полночь в Разгар Лета солнце даже и не помышляло опускаться за горизонт, и от непрестанного зноя и света дерево старых, покосившихся от времени башен Дома Разделения дышало пряным мускусом веками накапливавшихся в нем феромонов сексуальных страстей, подростковых гормонов и кризиса личности. Нейбен зачерпнул руками воду из бассейна Халибеата и пропустил ее, золотистую и тягучую, сквозь пальцы. Он наслаждался своим умением чувствовать мир, следя за игрой света на поверхности воды, прислушиваясь к мягкому, успокаивающему плеску. Нейбен был новым Аспектом, опытным в наблюдении и понимании. В одном теле поселились сразу несколько молодых, жаждущих знаний личностей.
Когда Нейбен впервые вышел из Халибеата, трясясь и жадно глотая воздух, к нему тут же подбежали смотрители, завернувшие его серебристые термопростыни. Ему казалось, что он сошел с ума. В его голове, не умолкая ни на секунду, звучал голос, который, похоже, знал каждую его сокровенную тайну.
— Абсолютно нормально, — сказала смотритель Эшби, пухлая, серьезная женщина с удивительно черной кожей. Впрочем, вспомнил Нейбен, ритуальные Аспекты всегда серьезны, а в Доме Разделения взрослые только такие Аспекты и носили. Во всяком случае, ему не доводилось видеть исключений из этого правила. — Это естественный процесс. Пройдет еще какое-то время, прежде чем твой Первый, твой детский Аспект, найдет свое место и возьмет под управление высшие сознательные уровни. Дай ему освоиться. Поговори с ним. Успокой. Ему сейчас очень, очень одиноко, ему кажется, что он потерял все в этом мире. Все, кроме тебя, Нейбен.
В эти солнечные, полные вынужденного безделья дни в светлых, заполненных туманом коридорах и залах Первого Обращения постоянно можно было слышать тихий шепот; такие же подростки, как и сам Нейбен, прощались со своим детством. Он познавал страхи своего Первого, личности, прежде именовавшейся Птеем. Тот боялся, что числовые вихри и их взаимосвязи, способность разложить в уме любое физическое событие, сводя то к набору математических формул, — все это будет потеряно. |