|
Словно фотография в старом проявителе, медленно, мучительно, тяжко в запутавшемся мозгу начало проступать почти забытое. Нет, не забытое! Убранное. В угол. В кладовку. В «темную комнату».
И образ начал всплывать… Настя. Тогда у нее были длинные волосы. Именно их отсутствие ныне сбило его с толку.
В памяти Виктора отчего-то отложилось, что ее волосы золотистого цвета. Длинные, очень длинные. Они поразили, когда он в первый раз раздел ее в своей комнате… Когда она их распустила — до этого он всегда видел их собранными на голове. Волосы упали ей почти до колен. Пошутил даже: «Зачем тебе одежда? Прищепки расстегнула — и все закрыла». Она смеялась и легонько стукала его ладошкой по губам, то ли изображая смущение, то ли на самом деле смущаясь.
Как они были счастливы! Вот только потом эта нелепая ссора в Серебряном Бору. Господи, теперь и причину не вспомнить! А это была уже весна, за ней — выпуск, уход в работу, новая жизнь, новые дела. И новые женщины…
Все промелькнуло в голове в одну секунду.
— Настя!
Какой-то мужичок с досадой толкнул Виктора, чтобы не загораживал дороги. Тот слепо глянул на него, не заметив.
— Настя…
Солнце, как желтый мячик. Небо. Шпиль высотки. Протыкает голубизну острой гранью звезды, но круглый обрамляющий венок мешает. И по-разгильдяйски растрепанные облака катаются по нему, как по колесу.
— Поехали в Серебряный Бор?
— Для чего?
— А знаешь, я потом пытался догнать тебя. Обежал все тропки. Как ты умудрилась так быстро уйти?
— Мне было плохо.
— А я обиделся, дурак.
Май, солнце, лужи на асфальте. Толкающееся стадо машин.
— Тогда тоже был май.
— Не вспоминай больше об этом.
Губы не хотят слушаться, расползаются в глупой улыбке.
— Давай не поедем туда.
— Почему?
— Не хочу. Там было плохо тогда.
— Мы встанем на том же месте и проклянем его.
— Поздно. Столько лет…
— Тогда я знаю, куда пойдем. Поехали в центр. Там есть один прекрасный кабачок. Отметим нашу встречу.
Старые, пузатые дома, облепленные гукающими голубями. Потный гаишник на перекрестке. Зарывшийся в зелени особняк, перерезанный западным дизайном вывески.
Ты улыбаешься, Настя? Мало! Ты будешь смеяться, ты забудешь о том, что отвела себе и ему только час. Ты будешь удивлена, каким он стал. И не удивлена: а каким он еще мог стать? Впрочем, это неважно, верно? Главное — что он веселый, легкий, интересный. Так хорошо рассказывает… С ним тепло и раскованно. А как он улыбается!.. Снова все тот же Витька! Все тот же игривый леопард — со стальными мышцами и спрятанными до времени когтями…
Но сейчас он не играет. У него точно сегодня радость. И он не может вместить ее в себя. Неужели это ты, Настя, — его нынешняя радость?
Волнуется хвост длинной очереди. Везде исчезли. Здесь, в Парке культуры, остались. В очереди можно о многом поговорить. О том, как работала в разных фирмах и организациях, как справлялась с жизненными трудностями, как делала карьеру… И ничего — о личном.
Он один был такой среди других студентов. Кто там, в Плешке? Умные мальчики больших родителей, маменькины сынки и папенькины протеже.
За Настей пытались ухаживать многие из них. И у многих подчас были весьма ценные родители. Выйти за них замуж — на всю жизнь подписать самой себе билет в светлое будущее. Но она буквально уперлась в Виктора!
И ведь не назовешь это глупой девчоночьей влюбленностью! Все она прекрасно видела — и грубоватость его излишнюю, и ухватки пролетарские, и замашки диктаторские. |