— Я не должна была спрашивать.

— Ничего, — она грустно улыбается. — Мы же... близкие люди. Видишь, хотела сказать «были близкие», но... Ты должна знать, это ни для кого не секрет.

— Виталий Петрович придет еще завтра, где-то к двенадцати. Ты будешь здесь?

— Заеду пообедать.

Она немного краснеет. Я все вижу и понимаю. Он понравился тебе — значит, добудем его скальп. А если нет — пусть пеняет на себя. Не будем пока говорить об этом, чтоб не вспугнуть удачу.

Мы идем в гостиную. Она ложится отдыхать на диване, а я роюсь в стопке дисков. Хочется чего-то такого...

С выстрелами, драками, а на полке выстроились идиотские мелодрамы. Неужели я могла это смотреть? Судя по всему, что-то весьма слезливое и сладенькое. А, вот это может быть интересным — Pretty women — «Красотка». Что-то старое, классика. Посмотрим. На картинке хорошенькая девушка в короткой юбке и высоких лакированных сапогах зацепила за галстук такого красавчика, что Светкин док просто отдыхает. Красивая картинка.

Я устраиваюсь рядом со Светой и читаю титры. И зачем это гнусавый голос за кадром бубнит перевод? Да еще такой неудачный? Я понимаю, о чем там говорят. Но если я понимаю, зачем тогда у меня дома лежит диск с переводом? Разве может быть, что я раньше не понимала? Вот и Светлана говорила... Это не объяснишь просто индивидуальными вывертами психики и раздвоением личности. Чтобы знать язык, его нужно изучать, а у меня такое ощущение, что этот язык я знала всегда.

Серая машина едет в сумерках по шоссе. Я уже где-то видела это. И каменистые холмы, и серпантин шоссе, и огромные белые буквы на склоне — все это кажется мне до боли знакомым. Девушка в лакированных сапогах выходит из дома и идет в бар. Идет по тротуару, на котором в розоватых звездах высечены имена. Я знаю эти имена. Потому что я была там и видела эти звезды на асфальте.

5

Они, наверное, столкнулись на лестнице, потому что вошли вместе. Светка просто сияет своими симпатичными ямочками, и я очень довольна. Если он не полный дурак, он обратит внимание и на ее каштановые кудри, хорошенькие округлые ручки и прочие несомненные достоинства. Не понимаю, что она нашла в этом наманикюренном умнике. Он, конечно, очень даже ничего, но какой-то... домашний, что ли? Не знаю, не мой тип.

Он вежливо помогает ей снять плащ, и по тому, как он касается ее руки, я понимаю, что Светкины усилия не пропадут зря. Да пусть только попробует не полюбить ее, я ему тогда... что-то отрежу.

И тут на сцене появляется Макс. Сказать, что Его Величество недоволен, — это ничего не сказать. Нет, после того как он всю ночь продрых на перинке у моей кровати, он разъярен фактом появления в его ареале еще одного самца. Свету он, как видно, тоже причисляет к своему прайду. Итак, Макс настроен нешуточно, хотя до сих пор не проронил ни звука. Ему это ни к чему. Выражение его мордочки... В прошлой жизни он был египетским жрецом — никак не меньше. И Виталий Петрович сейчас на собственных отглаженных штанах узнает, что такое гнев Макса. Надо что-то делать, и я беру на вооружение грубую лесть. Это срабатывает с любой особью мужского пола. Скажи, что никого красивее его на свете нет, что он умнее Эйнштейна и настоящий половой гигант — и делай с ним потом, что хочешь, он уже на крючке. Мужчины любят тешить свои иллюзии. И Макс — не исключение. Выслушав мои дифирамбы и приняв их как должное, он с гордым видом возвратился в комнату. Он победил, все это понимают. И он знает, что мы знаем.

— Я подумать не мог, что такое может быть! — К чему эти восторги? Коты мало чем отличаются от людей. — Он как будто бы все понял!

— Нет, Виталик, не «как будто», а просто — все понял.