|
Пришлось изменить план. Но прежде чем позвонить мисс Ливси, я решил раздобыть кое-что из канцелярских принадлежностей, необходимых для работы. Поэтому я сделал то, что мне рекомендовали в таких случаях: позвонил по добавочному 637 и попросил прислать мне машинистку. Не прошло и двух минут, как она зашла ко мне с блокнотом в руках. Она была совершенно непохожа на мою знакомую, которая делала ошибки в письмах, однако вполне соответствовала моей теории о том, что в компании "Нейлор - Керр" отдавали предпочтение девушкам, на которых приятно посмотреть. Выяснив, как ее зовут, я сказал: - Я ничего не имею против вас, совсем наоборот. Дело в том, что мне нужны не вы, а ваша пишущая машинка. Можно вас попросить принести ее сюда и позволить мне попечатать на ней? По выражению ее лица можно было подумать, что я попросил ее привести Керра Нейлора в наручниках и посадить его ко мне на колени. Она старалась быть вежливой, но то, о чем я ее просил, не сделала и не могла сделать. Тогда я отпустил ее и снова стал звонить по телефону. Через некоторое время у меня уже была пишущая машинка с бумагой и другими принадлежностями. После этого я вышел в общий зал, пересек его и, увидев, что дверь слева от кабинета Розенбаума открыта, вошел в комнату. Я захлопнул за собой дверь, подошел к стулу, стоявшему у края письменного стола, и сел. Комната была раза в два больше моей, но в ней было гораздо меньше свободного пространства из-за множества полок с досье. Эстер перестала печатать и повернулась ко мне. Свет, падавший из окна, проходя сквозь верхний слой ее прекрасных каштановых волос, создавал впечатление, будто у нее на голове была корона из блестящей шелковой сетки. - Просто отвратительно, - сказал я. - Мистер Нейлор ест только овес и дробленую кору. Улыбки я не удостоился, но она кивнула: - Да, это всем известно. Вас должны были предупредить. - Однако никто этого не сделал, включая вас. Вы сейчас очень заняты? - Нет, мне надо написать еще восемь-девять писем. - Она взглянула на часы. - Сейчас только три часа. - Хорошо, - я отклонился назад вместе со стулом, опираясь только на его задние ножки и держа руки в карманах, подчеркивая тем самым неофициальный характер разговора. - Давайте начнем, как обычно, по порядку. Сколько времени вы тут работаете? - Три года. Точнее, два года и восемь месяцев. Мне двадцать четыре года, почти двадцать пять. Получаю пятьдесят долларов в неделю и печатаю со скоростью свыше ста слов в минуту. - Блестяще. Какие три вещи вы не любите больше всего? Или меньше всего любите в вашей работе? - Как вам сказать, - улыбки по-прежнему не было, но губы едва заметно шевельнулись. - Можно вас спросить? - О чем угодно. - Почему вы пригласили меня на ленч? - Ну как вы хотите, честно? - Конечно, я люблю откровенность. - Я тоже. Один взгляд на вас, и меня будто всего парализовало, как во сне. Во мне боролись две стороны моей натуры. Одна, основная, дьявольская сторона хотела оказаться с вами наедине на острове. Другая сторона хотела написать поэму. Ленч был компромиссом. - Неплохо, - сказала она с оттенком одобрения, но без энтузиазма. - Если уж говорить начистоту - будем взаимно откровенными, идет? Вы ведь хотели спросить меня об Уальдо Муре? - Почему вы так решили? - Почему? Боже мой! Да считайте, что вы по радио объявление сделали! Спросили о нем эту девицу, и всем все сразу стало известно. |
