— Тогда как же она могла тебе сказать, что этот шмель — самец?

— Она заранее сказала.

— Да откуда она могла это знать!?

— Тещи знают все! — наставительно пробасил Афанасий Гаврилович и поднял вверх указательный палец.

— Твоя теща вещает тебе с небес? — улыбнулся Наполеонов.

— Типун тебе на язык! — рассердился Незовибатько.

Потом посмотрел на заинтересованные лица сослуживцев и снизошел до объяснения:

— Просто третьего дня на даче сынишка мой увидел шмеля и стал звать: «Бабушка, посмотри, какая большая и красивая пчелка». Теща и объяснила, что это самец шмеля. Я тоже удивился и спросил, откуда ей это известно. Она и сказала, что осенью на цветах сидят самцы шмелей. Они не умеют жалить, но зато источают приятный парфюмерный аромат.

— Надо же, — восхитился Валерьян и проговорил мечтательно: — Вот бы и мужчины так могли!

— Как? — спросил Наполеонов.

— Источать приятный парфюмерный запах.

— Ты не очень-то им завидуй! — усмехнулся Незовибатько.

— Почему? — спросил фотограф.

— Потому, что до весны эти плюшевые создания уже не доживут.

— Как жаль! — искренне огорчился Валерьян.

— Они тут шмеля оплакивают, — возмутился Наполеонов, — а в доме, между прочим, лежит труп!

— Ах да, — проговорил Илинханов, — можно уже машину вызывать.

— Тьфу ты! — в сердцах воскликнул Наполеонов и быстро пошел прочь.

— Он, кажется, обиделся, — забеспокоился Аветик.

— Ничего, скоро успокоится, — спокойно заверил Незовибатько.

— В смысле? — не понял Григорян.

— В хорошем смысле!

Все, кроме Аветика, рассмеялись.

Опрос соседей ничего не дал. Кого-то не было дома, кто-то спал и ничего не слышал.

— Как всегда, — вздохнул Григорян.

— Во всяком случае, если бы к дому Фалалеева подъехала машина, кто-то да услышал бы, — сказал эксперт.

— Если поздно ночью, то не факт, — вздохнул следователь.

Наполеонов взял на себя печальную миссию оповещения жены Фалалеева о гибели мужа. Это не было жестом доброй воли по отношению к своим коллегам, просто следователь хотел лично увидеть реакцию вдовы.

Он въехал во двор, остановил машину возле подъезда и, преодолев три ступени крыльца, набрал номер квартиры по домофону.

— Говорите, — произнес женский голос через долю секунды.

«Она стояла, что ли, возле домофона», — подумал Наполеонов, а вслух произнес:

— Откройте, пожалуйста, полиция.

— Полиция?! — охнула женщина, и дверь подъезда открылась.

Следователь доехал до третьего этажа на лифте. Дверь, которая была ему нужна, уже была распахнута настежь.

— Я сразу поняла, что вы ко мне! — проговорила женщина, пристально вглядываясь в лицо следователя. — Что случилось? — спросила она встревоженно.

Он окинул ее взглядом. Ни тонкие правильные черты лица ее, ни легкие волосы, казалось бы, замершие в ожидании легкого ветерка, не делали ее красавицей. И тем не менее она была настолько трогательна и мила, что Наполеонову захотелось погладить ее, как гладят птичку, маленького зверька или беззащитного ребенка. Но он вовремя напомнил себе, что он при исполнении.

— Вы Фалалеева Анна Васильевна?

— Да, это я.