Беги в мир людей и солнечного света!
— Я смогу вытерпеть муку ожидания, — ответила она тихо, — но уйти отсюда, не зная, жив ты или, — она запнулась, — или погиб, — это выше моих сил.
Скафлок спешился, снег заскрипел под его ногами. Он быстро разделся донага. Дрожа от холода, привязал шкуру выдры к поясу, а орлиное оперение — на плечи и поверх них набросил как плащ волчью шкуру.
Фреда тоже спешилась. Они жадно поцеловались.
— Прощай, любимая, — сказал Скафлок, — прощай и жди меня с мечом.
Он отошел, не смея оглянуться на тихо плачущую девушку, и плотней натянул на себя серый мех. Затем опустился на четвереньки и произнес заклинание. В тот же миг он почувствовал, как меняются его чувства и тело. Фреда увидела, как Скафлок начал превращаться, и вот уже перед ней стоял большой серый волк с горящими во мраке зелеными глазами.
Холодный нос быстро ткнулся в ее ладонь, она потрепала волка по жесткому меху. И он умчался прочь.
Он бежал по снегу между деревьев и кустов куда быстрей и неутомимей человека. Все в нем теперь изменилось. Мышцы, кости и жилы работали не так, как обычно. Ветер ерошил жесткий мех. Мир, который он теперь видел, представал перед ним темным, плоским, лишенным красок. Зато он слышал самый ничтожный шум, всякий вздох и шепот, великая тишина ночи наполнилась для него звуками, многие из которых были слишком высоки, чтобы их могло расслышать человеческое ухо. Воздух для него был точно живой, его ноздри чуяли бесчисленное множество запахов и следов. И, кроме того, теперь у него были еще новые чувства, которым нет имени в языке людей.
Это был как бы другой мир, мир, который ощущался совсем по-другому. И сам Скафлок, обернувшийся волком, изменился не только внешне, изменились его мысли, его чувства. Теперь он все воспринимал по волчьи, уже, но как бы острее. Обернувшись волком, он перестал понимать многое из того, о чем думал как человек, так же, как вернувшись в людское обличье, мог вспомнить далеко не все, о чем думал и что чувствовал в волчьем.
Вперед и вперед! Ночь и долгие мили пролетали мимо. Лес жил своей потаенной жизнью. Вот он почуял зайца, испуганного зайца, который в ужасе прошмыгнул мимо него, и его волчьи челюсти жадно клацнули. Но человечья душа погнала вперед поджарое тело серого зверя. Заухала сова. Деревья, холмы, скованные льдом реки — все слилось в одно мутное пятно, луна пробивалась сквозь тучи, а он все бежал.
И вот наконец на фоне серебристых туч стали вырисовываться покрытые изморозью башни — он увидел Эльфийский Утес. Эльфийский Утес, так любимый им, а теперь покинутый, чернел в небе воплощенной угрозой!
Он распластался на животе и пополз вверх по холму к стенам замка. Все его волчьи чувства были напряжены, чтобы вовремя заметить врага.
Почуяв змеиный запах троллей, он поджал хвост и ощерил клыки. Замок пах троллями, и хуже того, он пах страхом, бедой и подавленной яростью.
«Спокойно, спокойно, — сказал сам себе Скаф-лок. — Если здесь пахнет врагом, значит враг уже прошел, теперь пора снова сменить обличье».
Теперь, когда он был зверем, чтобы обернуться, ему достаточно было только пожелать этого. Он скорчился, сжался, потом у него закружилась голова, и вот уже орел взмахнул широкими крыльями и взмыл в вышину.
Теперь его зрение стало очень острым, но это тоже было не человеческое зрение; в каждом перышке пела гордость птицы, счастливой полетом, ветром и бескрайним небом. И все же он не позволил себе опьяняться полетом. Его глаза видели во тьме совсем не так хорошо, как совиные, к тому же он был отличной мишенью для стрел троллей.
Скафлок перелетел через стену, спланировав, пересек двор и тихо-тихо опустился к подножью донжона, только ветер засвистел в его длинных маховых перьях. Здесь у подножья толстой, поросшей плющом башни он обернулся выдрой. |