Наумовна подошла поближе к бывшей супротивнице, наблюдая за тем, как Будимир медленно уводит Радость к воротам, где расторопный, бывший у него в услужении корел поджидал его с конём на поводу. "Сейчас на Соловку поедут звёздами любоваться, — подумала девка. — Быстро же ей другой полюбился. Да кто — Будимир! Светозара жаль: сорокой — пустозвонкой девка его оказалась. А я-то и поверить была готова, что любит она его".

Соболько, вертевшийся возле неё, позвал. Гореслава обернулась, подошла.

— Ермила я видел, он просил позвать тебя.

— Уже иду. А ты ступай, а то Услада на меня глазами волчьими смотрит.

Парня как ветром сдуло.

Ермил ждал её возле гридницы, как заприметил девку, так сразу же навстречу ей пошёл.

— Здравствуй, Гореслава. Вечерок сегодня славный, да и ночка будет звёздная. Прогуляемся?

— Почему ж нет. Мне Соболько сказал, что ты звал меня…

— Звал. Хотел с тобой погулять, поговорить.

… Звёзд на небе будет видимо-невидимо, а пока небо — светлое ещё от недавно зашедшего солнца.

Шли они медленно вдоль крепостных посолонь, туда, где Соловка огибала город ещё одним полукольцом. На берегу парни развели костры, возле которых прогуливались с девками; иной раз какая-нибудь пара бралась за руки, разбегалась и прыгала через дрожащее пламя.

— Никогда я здесь не была, — прошептала Наумовна, осматривая серебристую рябь воды, в которой бликами играли костры.

— А там спит море-Нево, — Ермил указал посолонь, где неясной полосой темнел лес.

— Хорошо-то как, словно в Ирий попала, — Гореслава подошла к одному из костров и прислушалась к девичьему говору. Кажется, среди прочих голосов узнала она и голос Зари.

— Везде поспеет девка-солнышко, — мысленно усмехнулась девка.

Ермил отошёл куда-то; вернулся он чуть погодя и странно как-то улыбался.

— Гореслава, дует от реки, отойдём.

Наумовна послушно пошла за ним к зарослям волховы, не смея спросить, что задумал кметь.

Из-за листьев пробивался яркий огонёк костра.

— Там, за волховой, пригорок; присядь на него, на воду посмотри. А я скоро вернусь.

Девка плечами передёрнула, к пригорку не пошла. Ермил с ней спорить не стал, махнул рукой и вернулся к реке, откуда доносилась весёлая девичья песня.

Гореслава постояла немного и пошла прочь.

— Добрый вечер тебе, Гореслава Наумовна, — голос раздался с того самого пригорка, куда звал её кметь. — Вижу, Ермил плохо просьбу мою исполнил.

Наумовна обошла волхову, прошла ещё немного до пригорка и увидала костёр, одиноко горевшему у самой воды. "И стоило Ермилу так плутать, чтобы от реки к реке придти", — усмехнулась про себя девка и присела возле огня, там, куда указал ей князь. Его она сразу узнала: ни голос, ни лицо не изменила болезнь.

— Давненько ты в крепость не заходила, — Светозар поворошил угли в костре. Гореславе показалось, что когда-то она уже видела эти прыгающие искорки огня, наверное, у свеев. Только тогда всё было иначе.

— А что мне в крепость ходить: здоровы вы, а кметя-жениха нет у меня. Да и девкам некоторым я не по сердцу пришлось.

— Завидуют они тебе.

— Чему ж завидовать?

— Красоте твоей.

Зардели щёки девичьи; потупила Гореслава взор.

— Есть и покраше меня, — прошептала она.

Светозар встал; Наумовна сначала перепугалась: вдруг рана откроется и ноги подкосятся, но князь на то и князь, чтобы на ногах устоять.