— Видела я Аббаса Абу-Али, да не теперь только, не женой твоей и не наложницей, а пленницей татарской, приведенной в Персию. Ведь это он меня тебе, господин мой, подарил, за что хочу я отблагодарить его! Ибо если бы не он — не познала бы я великого счастья видеть тебя, господин мой, и любить!

И сказав то, вновь упала Зарина на колени и стала целовать туфли господина своего! Успокоился шах. Да сказал:

— Будь по твоему!

И повелел тут же назначить визиря Аббаса Абу-Али главным казначеем и хранителем шахской печати!

И случилось так, как хотел того Джафар-Сефи!

Да только, получив желанное, не возрадовался главный евнух, а опечалился, ибо пришел к нему Яков да потребовал, чтоб помог он теперь Зарине бежать из гарема шахского!

Побледнел Джафар-Сефи, затрясся да, на колени упав, взмолился!

— Видно, не ведаешь ты, чужеземец, чего просишь! Коли прознает всемилостивейший шах, о чем замыслил ты, то разгневается да велит предать тебя, сестру твою и меня, несчастного, что тебе поверил, лютой смерти! Отступись от помыслов своих, коли жизнь тебе дорога.

Но упорствует Яков.

— А мне жизнь моя без сестры — не в радость! Коли не поможешь ты, то откроюсь я шаху да про хитрость твою расскажу и про то, как в гарем его я проник! А коли поможешь, на себя всю вину возьму! А что выбрать — сам теперь решай!

Вовсе голову со страха потерял Джафар-Сефи. Завыл в голос, да стал головой об пол стучась, Якова о пощаде молить, богатства ему несметные суля. Да только что тому богатства, коль ему не злато с серебром нужны — а Дуняша одна!

— Мое слово твердо! — сказал Яков да ногой топнул. — Коль откажешь мне, счас во дворец пойду! Мне тебя не жаль — мне сестрицу свою жаль!

Видит евнух — некуда ему деваться, да, согласившись Якову помочь, молвил:

— Ладно — пусть будет по-твоему! Но только просто так из гарема, где всяк за другим смотрит, не сбежать. Надо дождаться, как призовет шах сестру твою Зарину на ложе любви, да останутся они вдвоем. А как останутся да от утех любовных устанут, да уснет шах, сестра твоя пусть даст ему снадобье из пузырька, что я ей передам! В пузырьке том настой из трав сонных, от которых спать он будет сном беспробудным! А как уснет — пусть она через потайную дверцу, что я ей укажу, из опочивальни выйдет да ходами тайными из дворца к самым городским воротам идет, где тебе ее ждать надлежит.

Только сам с ней я не пойду, а научу тебя, как стражу, что гарем господина нашего денно и нощно стережет, обойти, а ты записку сестре своей со слов моих напишешь, и я ее ей тотчас передам!

И будет у вас, до того, как шах проснется, целая ночь и все утро!

А что дале делать — то забота уж твоя! Сверх того, что обещал я, — как ты меня о том ни проси и чем ни пугай, не сделаю! Лучше на кол сяду!..

Сказал так главный евнух, да пухлые руки на груди своей женской скрестив, замер, слова Якова ожидая!

И понял Яков, что так оно и будет — что из дворца он Дуняше путь укажет, а сверх того ничего делать не станет!

Хитер Джафар-Сефи — уж так хитер, аки шакал! Хочет, побег учинив, сам в стороне от него остаться! И покуда Яков с Дуняшей бежать будут, жизнями своими рискуя, сам он в кофейне где-нибудь при стечении людей сидеть станет, дабы оправдание пред шахом иметь!

Да делать-то нечего — ведь самое-то главное, чтоб евнух Дуню из дворца вывел, чего Яков никак не сможет! А уж дальше, бог милостив, как-нибудь все устроится! Коней Яков подготовит, а документы князь Григорий Алексеич выправит, чай не откажет! В гаремной одежде Дуню по Персии не повезешь — больно приметная она, но можно в халат и паранджу ее облачить, дабы лица ее видно не было.