-  Варлам Евдокимович, - уже вслух распорядился боярин Сергей, - оружие собери, будь любезен. Мы коней татарских поймаем. Не пешком же возвращаться? - Теперь, когда вражеский разъезд был обнаружен и уничтожен, старшинство возвращалось к нему, назначенному воеводой командовать передовым отрядом. - А ты, боярин Борис, садись на ближайшего, и к рати поспешай. Упреди, что путь для нее ныне свободен.

    Один из витязей кивнул, сбежал вниз с пригорка, к шарахнувшимся в стороны лошадям, схватил одного из них, оказавшегося менее пугливым, затянул подпругу, проверил удила, запрыгнул на спину и дал шпоры, поводьями заворачивая скакуна в северную сторону.

    К тому времени, когда победители переловили и поделили коней, оружие и кое-какой татарский доспех - сами не оденут, но смердам али холопам может сгодиться, издалека послышался тяжелый гул.

    -  Ты, Юленька, смотри, с нами не ходи! - строго упредил супругу Варлам. - То сеча будет, дело не женское. С заводными конями ратными меня обожди, там тоже воины надобны.

    Боярин передал женщине поводья трех из выделенных на его долю коней, сам взметнулся в седло, подобрал поводья.

    -  Христом-Богом заклинаю, в сечу не лезь!

    -  Да ладно, сама не дурочка, - улыбнулась ему Юля и, сама сознавая глупость совета, тем не менее добавила: - Ты тоже смотри. Береги себя…

    Сверху, из седла, было видно как с северной стороны приближается, словно накрывающая землю тень от крыльев Змея-Горыныча, темная масса. Гул усиливался.

    -  Ну, Юленька… - Варлам наклонился, поцеловал жену, после чего устремился в погоню за боярами Храмцовым и Петровым, уже двинувшимся вперед.

    Темная масса, приближаясь, постепенно разделялась на отдельные отряды, двигающиеся с небольшими промежутками друг от друга, стали различимы воины - закованные в панцири и бахтерцы, зерцала и колонтари. На плечах витязей лежали меховые налатники, пухлые шаровары уходили в высокие кожаные сапоги или валенки. Над островерхими шлемами высоко вздымались сверкающие острия рогатин. Лошади, с точки зрения родившейся в двадцатом веке Юли, были низковаты, но широкие копыта, кованые шипастыми подковами, все равно достаточно весомо впечатывались в мерзлую землю, заставляя ее гудеть, словно туго натянутую на барабан шкуру.

    Рать поравнялась с молодой женщиной, прошла мимо. Юля, после короткого колебания, неумело перекрестила их спины и поднялась в седло, двинувшись в обратную сторону - к оставленным под охраной нескольких десятков оружных смердов заводным коням, навьюченным вьюками с дорожными припасами.

    Татарский лагерь находился всего в получасе пути за стоянкой уничтоженного разъезда - несколько сотен темных шатров, из макушек которых тянулись дымки, стоптанный до земли снег, множество небольших человеческих фигурок. Русские мчались молча, без обычного воинского клича, не стреляли из луков, предваряя атаку - однако скрыто налететь многотысячным войском все равно невозможно, а потому фигурки в теплых стеганых халатах заметались, расхватывая щиты и копья, обнажая сабли. И все же самого главного сделать они не могли: кони паслись в стороне от лагеря, и добежать до них, оседлать, подняться в седло татарские воины не успевали.

    Кованая конница захлестнула лагерь, и он моментально наполнился криками боли и стонами умирающих людей. Низко опущенные рогатины пробивали врагов насквозь. Некоторых - вместе со щитами и доспехами, коли кто-то успевал их одеть. Зачастую копья застревали в телах - и тогда всадники бросали их, выхватывали сабли и кистени, разя смертоносным оружием направо и налево.