Ковш поднялся и опустился в самом центре клумбы. А потом начали происходить чудеса, так быстро сменявшие друг друга, что никто из присутствующих не смог уловить всех деталей. Стальной ковш, опустившись на землю, неожиданно размяк, словно пластилиновая фигурка на горячей печке. Полужидкость-полугрязь потекла в сторону машины и облепила стальной стержень, на котором было укреплено седло. Мариес, дико взвыв, спрыгнул на землю, вскочил на ноги, пробежал несколько шагов и рухнул как колода.

А жидкость словно бы съежилась и вернулась в свои прежние границы. Если б не искореженный комбайн да неподвижное тело Мариеса, можно бы поклясться, что это всего лишь лужа известки, вылитой кем-то на самую красивую клумбу садовника.

- Так... так... так... - начальник полицейского участка недовольно бросил трубку микротелефона. Он был уже в том возрасте, когда мечтают о пенсии и домике с садом. Именно поэтому из всех предложенных ему мест он выбрал эту, как ему казалось, спокойную деревушку. Однако достаточно было прожить здесь три месяца, чтобы иллюзии рассеялись. Правда, краж, а уж тем более нападений, не было ни разу, однако неудачи, преследовавшиеего несколько лет, настигли начальника и здесь. Сначала драка, потом поджог, потом несчастный случай со снарядом, оставшимся со времен войны. Теперь вот эта лужа, которая якобы убивает людей. Придется поехать. Что бы это могло быть? Наверно, последствия войны, какой-нибудь боевой газ, неизвестно каким образом разлившийся или ке^-то умышленно разлитый на цветнике Мариеса. Старика в деревне недолюбливали, вероятно, у него были враги. Надо будет провести расследование, независимо от этого вызвать кого-нибудь из города, ну и, разумеется, оцепить участок до прибытия саперов.

Он некоторое время раздумывал, поехать ли для пущей важности на джипе или ограничиться велосипедом. Пожалуй, лучше велосипед. Этому делу нельзя давать огласки, нельзя сеять панику. В конце концов, в районе еще немало отголосков войны.

Понятно, что для местных жителей это большое событие. Но ведь он был свидетелем множества несчастных случаев, вызванных невзорвавшимися снарядами. Впрочем, даже,на велосипеде он доберется до места всего за десять минут.

Дом Мариеса окружала огромная толпа. Около лежавшего на раскладушке садовника на коленях стоял врач. Начальник участка поставил велосипед к телеграфному столбу и протиснулся сквозь толпу.

- Жив?

- Жив, - ответил врач, - но, пожалуй, еще немного - и перенесся бы в мир иной.

Полицейский вынул носовой платок и, зажав себе нос, осторожно приблизился к клумбе.

- Пятеро добровольцев - ко мне. Надо вытесать колышки и вбить так, чтобы клумбу можно было обтянуть бечевкой. Никто не должен подходить к клумбе ближе чем на двадцать метров.

Он хотел было уже сесть на велосипед, но, заслышав крики людей, повернулся. Первое, что бросилось ему в глаза, было белое как мел лицо врача, который стоял столбом, вперив глаза в клумбу. От клумбы явно по направлению к нему медленно ползла жидкость. Это было тем удивительнее, что клумба находилась ниже того места, на котором стоял врач. Жидкость двигалась вверх.

- Беги! - крикнул кто-то из толпы.

- Беги, беги! - подхватило несколько голосов.

Врач сделал несколько шагов, потом остановился и медленно, словно осужденный, вернулся к раскладушке, на которой лежал Мариес. Жидкость приближалась.

- Помогите ему, помогите, что вы стоите! - истерически взвизгнула одна из женщин. Другая принялась громко рыдать. Какой-то парень, протиснувшись сквозь толпу, подбежал к раскладушке. Оба они с врачом быстро оттащили неподвижного Мариеса в безопасное место. Однако это было уже ни к чему. Жидкость теперь двигалась к парнику, расположенному в глубине двора. Ее вначале тонкая струйка превратилась в огромную белую лужу, переливавшуюся с места на место. Через несколько минут пятно уже маячило вдалеке, на пригорке около парника, а на клумбе осталась только покореженная машина.