Они быстро обогнули вокзал и свернули в первую же улицу. Кругом сновали люди, ехали телеги, мычал скот. Бойкое оказалось место эта станция Медвежья, Лыков не ожидал подобного столпотворения. Где рельсы, там и жизнь… Глазеть по сторонам приходилось на ходу — азиат торопился и манил за собой. Он даже и не подумал взять вещи у питерца. Алексей Николаевич сам тащил поклажу: большой саквояж с дорожными принадлежностями и баул с гримерным депо.

Уже через пять минут парочка вошла в большой деревянный дом, по виду — постоялый двор. Не задерживаясь, азиат проследовал в конец коридора, толкнул дверь и пропустил Лыкова вперед. Тот вошел в комнату — и оказался в объятьях сына.

— Ну, здравствуй, папа!

Николай сильно изменился за то время, что Лыков его не видел. Крепкий, плечистый — ну это, допустим, в отца. Волосы коротко острижены, борода простого русского типа, лицо загорелое. Подпоручик был в темно-зеленом с красным прикладом мундире Сибирского казачьего войска с погонами хорунжего.

Алексей Николаевич сильно сжал сына, подержал так и неохотно отпустил. Три года! Присутствие постороннего человека мешало ему в полной мере выразить свои чувства. Он отступил на шаг и придирчиво оглядел Николая. Профессионально внимательный к деталям, сыщик сразу увидел неестественно побелевшие кончики пальцев.

— Это что такое?

— Отморозил.

— Где?

— На Каракоруме.

— Что за место?

— Высокогорный перевал, связывает верховья Инда с верховьями Тарима.

Коллежский советник рассердился:

— Ты не абракадабру, ты дело скажи. Почему не написал?

— Да уж зажило все. Пальцы не отняли, и слава Богу.

— Но…

— Отец! Ты, когда был молодой, своей матушке обо всем писал? И о войне, и о полицейских подвигах?

— По-разному бывало.

— Вот и у меня по-разному. Не забывай: твой сын вырос! Я офицер и занят серьезными делами.

Лыков не знал, радоваться или сердиться. Но Николка не дал ему времени решить. Он повернулся к азиату и сказал:

— Знакомься, Бота. Это мой родитель, Алексей Николаевич Лыков. Я много о нем рассказывал, теперь вот он приехал. Очень мне оттого радостно.

Потом обратился к отцу:

— А это мой ближайший помощник и товарищ Ботабай Ганиев. Он казах…

— Погоди, — недоуменно перебил сыщик. — Казах — это уездный город в Закавказье, в Елизаветпольской губернии. Я бывал там.

Подпоручик терпеливо пояснил:

— Казахи — такая народность. У нас они называются официально киргиз-кайсаки — слышал? Однако настоящие киргизы, которые также официально именуются кара-киргизы, — совсем другое племя. Их не стоит путать друг с другом, а схожее именование как раз и создает путаницу. Я веду упорную борьбу с начальством, приучаю его к правильным названиям.

— Впервые слышу про это. А начальство как относится к тому, что молодой подпоручик его поучает?

— Пока терпит. Но ты ошибаешься, если считаешь такой вопрос пустяком. Казахи — их самоназвание, и оно правильное. С пятнадцатого века идет. Нам давно пора перенять его и не раздражать народ, который служит России верой и правдой. Во всяком случае, бо́льшая часть этого народа. И Ботабаю вовсе не все равно, как его зовут русские.

— Давай потом об этом поговорим. Объясни сначала, почему ты высадил меня здесь, не дал доехать до Омска? И почему ты в казачьей форме, а не в стрелковой, что за маскарад?

Лыков-Нефедьев недовольно покосился на отца. Тот спохватился и протянул казаху руку:

— Виноват! Очень рад познакомиться.