— Не понял. Если город называется Семипалатинск, то вынь и положь.

— Никак не получится. Когда его основывали почти двести лет назад, палаты там еще были. Точнее, не палаты, а развалины семи больших строений из необожженного кирпича, поскольку калмыки обжигать его не умели. Сейчас и следа тех развалин не осталось. Кроме того, место для города выбрали неудачно. Не знаю, правда ли это, но говорят, что пришлось четыре раза его переносить.

— Четыре раза? Вот глупость! Ведь затраты, хлопоты.

— Трудно найти подходящий во всех отношениях базис в этих краях. Крепость постоянно затапливало в половодье, или вода подмывала берег… А потом, в сам город мы не поедем, ты зря размечтался. Как раз у Старо-Семипалатинского поселка свернем с тракта и укроемся в юртах. Надо сначала разнюхать, что творится, как там наши девять адаевцев, какие еще новости…

От Старо-Семипалатинского до областной столицы всего шестнадцать верст. Лыкову опять хотелось в баню, но увы… Не задерживаясь в поселке, всадники свернули налево и ехали еще полдня. Путь их, к удивлению питерца, сначала шел через сосновый бор. Николай пояснил, что лес охватывает город широкой полосой с северо-востока и весьма украшает местность. Пройдя его насквозь, путники снова оказались в голой степи. Наконец появились юрты летнего стойбища — много, целый аул.

— Это казахи племени аргынов рода басентийн, к которому принадлежит наш Ботабай Ганиев, — сказал подпоручик коллежскому советнику.

— Для чего мне знать его род?

— Папа, здесь это очень важно. Каждый казах помнит свою родословную до седьмого колена. Это нужно для того, чтобы избегать кровосмесительных браков. Потом, принадлежность к тому или другому роду часто определяет характер человека. Вокруг Семипалатинска лежат земли аргынов и найманов. Аргыны хитрые, хотя сами себя считают просто умными. Они предприимчивы, умеют со всеми ладить. Найманы, наоборот, простодушные, доверчивые, у них доброе сердце, но короткая память.

— Мы надолго затаимся в этом ауле?

— На день-другой. А пока ждем приглашения.

— Какого приглашения? — спросил сыщик, оглядываясь по сторонам.

— Ну как же. Приехал человек из самого Петербурга, да еще полковник. Надо встретить его как полагается. Я-то здесь частый гость, привычный, притом молодой. А тебе особый почет. Бота сейчас все организует.

Их спутник бросил поводья подбежавшему сородичу и скрылся в главной юрте. Лыков сразу понял, что она главная: находилась в центре летовки, была больше других и накрыта белыми войлоками. Остальные юрты были меньше, и войлоки у них оказались серые. В стороне сгрудились маленькие закопченные шалаши, по три штуки зараз — видимо, летние кухни.

Появление гостей вызвало переполох, но только у детей. Ребятишки сбежались и стали их рассматривать, тихонько переговариваясь. Прошли две женщины, покосились, кивнули в знак приветствия и тоже исчезли в ставке. Николай пояснил, что это замужние дамы, поскольку они были в белых, спускающихся на плечи капюшонах. Мужчины не показывались — не то были заняты работой, не то считали ниже своего достоинства пялиться на приезжих. Тот же, кто держал кобылу Ботабая, улыбался, но помалкивал. Николай заговорил с ним первый. Разговор велся вежливо, на незнакомом питерцу языке. Он спросил сына:

— Ты знаешь их язык?

— Как бы я мог служить тут, не зная его?

— Это казахский?

— Правильнее сказать, тюркский. Казахское наречие. Их три, есть еще узбекское и джагатайское, я владею всеми.

— Снесарев упомянул, что ты говоришь на пяти языках, это правда?

— Теперь уже больше. Арабский, фарси, западный диалект китайского, монгольский, уйгурский, тюркский, урду, армянский, пушту.