Не без радостного удивления она ощутила, что способна управлять своими движениями и эмоциями — замедлять или ускорять темп, изменять направление.

Он тоже не оставался безучастным. Его пальцы и губы ласкали ее грудь, ноги тоже пришли в движение.

Их совместный ритм все убыстрялся и убыстрялся… И вот со счастливым стоном она опустилась на него ослабевшим телом, а он продолжал гладить ее влажную спину, плечи и шею.

— Как все странно… — задыхаясь, пробормотала она, уткнувшись ему в ключицу. — Кажется, это не я, а кто-то во мне… Почему так?

Он слегка приподнял ее голову, взглянул в потемневшие глаза.

— У тебя врожденный дар любви, — тихо, словно по секрету, сказал он. — Это дается далеко не всем.

— О, я всегда чувствовала, что в чем-то должна быть счастлива, — прошептала она. — Но не знала, что в любви.

Она снова осторожно приподнялась и легла с ним рядом, положив одну руку ему на грудь. Они долго лежали молча, вероятно, она скоро уснула.

Кейто размышлял о своем решении ехать в Роттердам. Про Италию он сказал Фиби из соображений секретности. Оно было импульсивным, это решение, и его принял прежний Кейто, Кейто, не знавший любви и привязанности к семье, к своим женам. Теперь же, в эту минуту, глядя широко открытыми глазами в темный потолок, он бы еще хорошенько подумал, прежде чем вызваться в такую поездку. Потому что и в самом деле не хотел покидать свой дом на неопределенное время, в течение которого не сможет видеть, ощущать, любить эту умную, наивную и неловкую девочку… эту жрицу любви.

Но дело сделано, обратного пути нет и быть не может. И конечно, Кромвель прав — немало опасностей подстерегает его в этом предприятии. Менее предсказуемых, чем на полях битвы… Что это? Она, кажется, проснулась? Или так и не засыпала? О чем она говорит?

— Наверное, было бы лучше, — услышал он ее шепот, — если бы я поехала с вами.

— Это совершенно невозможно, — отрезал он.

Просто с ума сошла! Какие мысли приходят ей в голову вместо крепкого сна после всего того, что сейчас было между ними.

Фиби откатилась в сторону на широченной постели и села, откинув волосы с лица и скрестив ноги.

— Я не смогу находиться тут без вас долгие недели и месяцы, — дрожащим голосом произнесла она. — Я совсем… увяну. Или получу чахотку.

Он не удержался от смеха.

— Лестно слышать такие слова о моем благотворном влиянии, но тем не менее должен ответить решительным отказом.

Она помолчала и потом спросила почти деловитым тоном:

— Откуда вы отплываете?

— Из Хариджа.

— Чтобы добраться туда, потребуется несколько дней?

— Да, дня три, наверное.

— Что, если я поеду с вами до Хариджа, чтобы мы еще немного побыли вместе? Кроме того, я никогда не видела моря.

— Это слишком далекое путешествие для тебя.

— Почему? Я вполне выдержу, а потом с вашей охраной, которую вы, наверное, возьмете с собой, вернусь обратно. Чего же проще?

Она наклонилась и поцеловала его в кончик носа.

— Самое главное затруднение в том, — сказал он с легким смешком, — что ты с трудом отличаешь голову лошади от крупа.

Она не ответила на шутку, спросив вместо этого:

— Когда вы едете?

— Через два дня.

— Значит, в запасе целых двое суток! — торжественно объявила Фиби. — И я их проведу не слезая с седла той лошади, которую вы для меня купили. Если я докажу вам к тому времени, что умею ездить верхом, вы возьмете меня с собой?

— Нет, Фиби. Об этом не может быть и речи. Твое место здесь, в доме, и тебе незачем трястись по дорогам даже под охраной моих воинов.