— Почему? — спросил Эдди. — Вы что, вегетарианка?

Алекс засмеялась:

— Нет, я не вегетарианка. — Она посмотрела на Эдди, надеясь заметить в его глазах хотя бы намек на неуверенность. — А ваши родные не будут возражать?

— «Чем больше людей, тем веселей» — так они всегда говорят.

— Тогда я с удовольствием к вам приду.

Эдди просиял:

— Ну вот и отлично. Дом десять по Лайтхаус. В три часа.

— Хорошо.

— И еще одно. Вы замужем?

Удивительно: такой простой вопрос, а как же трудно на него ответить!

— Нет, — сказала она, помолчав. — Уже нет.

Эдди кивнул, как будто давно это знал:

— Прекрасно. — Его ярко-голубые глаза просияли. — Джонни тоже не женат. — Он повернулся и вышел, не сказав больше ни слова.

Алекс стояла в дверях и смотрела, как Эдди садится в машину. Мужчины обменялись репликами, и Джон посмотрел в ее сторону. Взгляды их встретились. Алекс ощутила то же сладостное, пьянящее томление, какое испытывала в его объятиях. Господи, только этого ей и не хватало!

«Отвернись! — сказала она себе. — Просто уйди в дом и закрой за собой дверь — что может быть проще?»

Но Алекс по-прежнему стояла на верхней ступеньке крыльца, на ветру и на холоде. Она смотрела вслед грузовичку, пока он не скрылся за поворотом.

Глава 5

И зачем ей такое наказание — встречать рассвет, по локоть засунув руку в индейку?

Ди свято чтила праздничные традиции и ритуалы, но когда тебе еще до завтрака приходится возиться с двадцатипятифунтовой птицей, невольно подумаешь: не ввести ли новые семейные традиции? Например, вегетарианство. Она выдернула пакетик с потрохами и без сожаления швырнула его в мусор. Хватит с нее желудков и шейных позвонков!

А вот вегетарианцам не нужно терпеть все эти муки, думала Ди, обдавая птицу холодной водой. Все вегетарианцы сейчас преспокойно спят, свернувшись под своими пуховыми одеялами, ибо на свете нет такого овоща, который должен запекаться шесть часов в разогретой до 325 градусов духовке. Вегетарианцы могут спать хоть до полудня, не испытывая никаких угрызений совести.

— Нет, в следующем году, — пробормотала она, укладывая индейку в огромную сковороду, которую извлекали из кухонных недр лишь на День благодарения и на Рождество, — в следующем году я закачу овощной пир, и пусть только кто-нибудь посмеет пикнуть — задушу собственными руками!

Она заложила в индейку начинку и зашила ее толстой ниткой. Потом разрезала несколько луковиц и обложила птицу дольками лука, как учила мама. Кроме того, мама научила ее делать темную мясную подливку и печь самый вкусный тыквенный пирог во всем Нью-Джерси. Мэгги Мюррей умерла десять лет назад, но Ди всегда вспоминала ее, когда крутилась по кухне. Порывшись в выдвижном ящике стола, она нашла градусник для мяса и, сдерживая зевоту, воткнула его в индейку. Так… Индейка, начинка, лук, градусник… Кажется, все. Ди взяла сковороду и поставила ее в разогретую духовку.

«Новый рекорд скорости!» — подумала она, взглянув на часы, висевшие над раковиной. Еще только половина восьмого, а вахта у плиты уже окончена.

— Ты могла бы мной гордиться, мама, — пробормотала Ди, — кажется, я в конце концов усвоила твои уроки.

— Опять разговариваешь сама с собой?

Она резко обернулась и увидела Марка, своего шестнадцатилетнего отпрыска, зевающего в дверях. Марк был в футболке с названием популярной рок-группы, в серых потертых джинсах и в плотных белых носках, имевших такой вид, будто он гонялся в них за медведями гризли.