— Я собралась в парикмахерскую с Джулианной. Но я отменю.

— Ты уже отменила раз. Не отказывайся. Я все равно не хочу, чтобы ты на меня смотрела здесь, когда я буду проходить дыхательную терапию. Я буду чувствовать себя нелепо.

— Это не сейчас. И я с нетерпением жду печенья с соусом.

— Ты боишься, что мама будет злиться на тебя, если оставишь меня одного здесь, да? — он ухмыльнулся.

— И это тоже. — Мой телефон снова зазвонил. Я вытащила его из кармана, прочитала сообщение и затем оставила телефон у себя на коленях.

— Кто это был? — спросил Уэстон.

— Джулианна напомнила о встрече.

Вероника зашла раздраженная с двумя пакетами. Я встала, чтобы помочь ей и в этот момент у меня упал мой мобильный на пол.

— Ой-ой! — сказала Вероника.

Я повернула его и вздохнула с облегчением — экран был цел. Я направилась в сторону Вероники, но она встала так, что мне пришлось присесть на кровать к Уэстону.

Она вручила каждому из нас пластиковые контейнеры с откидным верхом и с салфеткой. Как только открылась крышка контейнера, Уэстон, с вилкой в руке, хищно набросился на него. С помощью пластового ножа я пыталась нарезать печенье, и поэтому мне пришлось возиться вдвое дольше, но это не мешало. Соус был сливочным и острым — мои вкусовые рецепторы пели хвалу богам Южной кулинарии и тем, кто придумал и усовершенствовал сочетание жира, муки и молока. Вероника собрала наши пустые контейнеры и положила в маленькое мусорное ведро возле двери. Я взяла свой бумажник и мобильник.

— Ты уезжаешь? — спросила она.

Уэстон ответил за меня:

— Она встречается в парикмахерской с Джулианной. Я не позволил ей отменить.

— Конечно, нет, — сказала Вероника. — Я тебя растила. — Я ухмыльнулась и направилась к двери, но Уэстон похлопал по своей щеке. Я наклонилась поцеловать его туда, но он повернулся, и наши губы соприкоснулись, нежно держа меня за запястье так, что я задержалась там на некоторое время. Второй раз за утро, мои щеки горели от смущения. Мои глаза не встретились с Вероникой, прежде чем я вышла.

Когда я повернула за угол, то услышала, как она ругала своего сына:

— Ты не спросил у нее?

Я притихла, а затем прижалась спиной к стене рядом с дверью. Было тихо несколько секунд, мне пришлось напрячь слух, чтобы услышать ответ Уэстона.

— Я уже спросил ее, мама.

— Это официально?

— Да, мы собираемся на бал.

— И?

— Я не знаю. Не спрашивай меня об Эрин, мама. Это странно. — После короткой паузы, он продолжил: — Я слышал тебя, кстати.

— Историю с плющевым мишкой? Извини. Ничего не могла с собой поделать.

— И другую.

— О тебе, когда ты ее называл своей будущей невестой.

Вероника пробормотала что-то еще.

Затем Уэстон заговорил снова:

— Все хорошо. Я рад, что она знает.

— Итак. Ты имел в виду Истер.

— Это больше не ее фамилия, мама, но да, я имел в виду ее. — Я услышала, как мнется кровать.

— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, сынок.

— Остановись, — предупредил Уэстон.

— Я просто не хочу, чтобы кто-либо из вас пострадал, — искренне сказала она.

— Я собираюсь пробыть с ней до тех пор, пока она не ушла, мама. Это все что я могу сделать.

Вероника ничего не ответила, поэтому я пошла к лифту, стараясь не споткнуться по дороге, думая о его словах.

— Мне нравится это, — сказал Уэстон, открывая крышку моей бутылки Фанты Ориндж. Знакомые звуки шипения и проезжающих рядом автомобилей расслабили меня. Сидя поверх джинсового одеяла Уэстона на песке возле красного пикапа «Шевроле», слушая крутую попсу и ощущать, что по сторонам что-то царапает слегка между моими лопатками — так успокаивающе.