Или так учит официальное радчаайское богословие. Я никогда особо не разбиралась в религии. Этого от меня никогда не требовалось. И хотя меня изготовили радчааи, я — не радчааи. Я ничего не знала о воле богов, и она меня совершенно не волновала. Я знала лишь, что непременно приземлюсь там, куда меня бросили, где бы то ни было.

Я взяла из флаера рюкзак, открыла и вытащила дополнительный магазин, который положила в куртку рядом с пистолетом. Закинув рюкзак за спину, я обошла флаер с другой стороны и открыла люк.

— Сеиварден, — позвала я.

Она не пошевелилась, только выдохнула спокойное хммм. Я взяла ее за руку и потянула, и она полускользнула-полушагнула в снег.

Я добралась так далеко, делая один шаг за другим. Развернувшись на северо-восток, я тронулась в путь и потянула за собой Сеиварден.

Доктор Арилесперас Стриган, к чьему дому, как я очень надеялась, я направлялась, была некогда врачом с частной практикой на базе Драс-Анниа, которая являла собой конгломерат по крайней мере пяти различных станций, построенных одна на другой на перекрестке двух дюжин различных маршрутов, далеко за пределами территории Радча. Кто там только ни появлялся, и в ходе своей работы она встречала самых разных людей с весьма разнообразным прошлым. Ей платили валютой, услугами, антиквариатом — всем, что могло иметь ценность хотя бы гипотетически.

Я побывала там, видела базу и ее запутанные, взаимопроникающие уровни, видела, где работала и жила Стриган, видела вещи, которые она оставила, когда однажды, без всякой кому бы то ни было известной причины, купила билеты на пять различных кораблей и затем исчезла. Чемодан струнных инструментов, лишь три из которых я могла назвать. Пять полок икон, ошеломительное собрание богов и святых, сработанных из дерева, из раковин, из золота. Дюжина пистолетов, скрупулезно снабженных ярлычками с номерами разрешений, выданных на базе. Все это были коллекции, которые начинались с единственных экземпляров, полученных в уплату и возбудивших ее любопытство. Аренда была оплачена Стриган полностью на сто пятьдесят лет вперед, и администрация базы оставила ее жилище нетронутым.

Я попала внутрь за взятку, чтобы посмотреть на коллекцию, которая привела меня туда: несколько разноцветных пятисторонних плиток, все еще ярких, как цветы на солнце, несмотря на тысячелетний возраст. Неглубокая чаша с надписью по золоченому краю на языке, которым Стриган не могла владеть. Плоский пластиковый прямоугольник — звукозаписывающий аппарат, как мне было известно. При прикосновении он воспроизводил смех и голоса, говорившие на том самом мертвом языке.

Как ни мала эта коллекция, собрать ее было нелегко. Гарседдианские артефакты редки, потому что, когда Анаандер Мианнаи осознала, что гарседдиане располагают средствами, позволяющими уничтожать радчаайские корабли и пронизывать радчаайскую броню, она приказала полностью уничтожить Гарседд и его народ. Те пятиугольные площади, цветы, все живое на всех планетах, лунах и базах в той системе — все погибло. Никто больше не будет там жить никогда. Никому и никогда не позволят забыть, что значит бросить вызов Радчу.

Не дал ли ей некий пациент, скажем, чашу и не отправилась ли она поэтому в путь за дополнительной информацией? И если в коллекцию попал один гарседдианский предмет, что еще могло попасть? Тот, кто дал ей это, мог и не знать, чем платит, — или знать и отчаянно желать избавиться от этого. Нечто, склонившее Стриган к бегству, к тому, чтобы исчезнуть, бросив, возможно, почти все, что у нее было. Нечто опасное, то, что она не смогла заставить себя уничтожить, избавиться наиболее эффективным способом.

То, чего я желала так сильно.

Я хотела пройти как можно дальше и как можно быстрее, потому мы шли часами, делая кратчайшие остановки, когда это было абсолютно необходимо.