— Лейтенант Оун поминутно переходила на местный орсианский язык, который она немного знала, потому что на радчааи слова не давали ей выразить то, что она желала сказать. — И во имя цивилизации оправданы любые меры.
— Ну, — сказала лейтенант Скаайат, — это было эффективно, ты должна это признать. Сейчас все говорят с нами весьма почтительно. — (Лейтенант Оун молчала. Услышанное ее нисколько не позабавило.) — Откуда это все взялось?
Оун рассказала ей о разговоре с верховной жрицей.
— А! Ладно. В то время ты не возражала.
— А что хорошего из этого вышло бы?
— Абсолютно ничего, — ответила Скаайат. — Но не поэтому ты не протестовала. Кроме того, даже если компоненты не избивают людей, не берут взяток, не насилуют, не убивают людей с досады — те люди, которых застрелили люди-солдаты… сотню лет назад их бы заморозили, чтобы потом использовать как вспомогательные сегменты. Ты знаешь, сколько у нас еще есть в запасе? Хранилища «Справедливости Торена» забиты телами на миллион лет вперед. Если не больше. Те люди фактически мертвы. Тогда в чем разница? Тебе это не нравится, но вот правда: роскошь всегда появляется за чей-то счет. Одно из многих преимуществ цивилизации в том, что человек в общем не обязан этого видеть, если не желает. Ты волен наслаждаться ее выгодами, не отягчая совести.
— А твою это не беспокоит?
Лейтенант Скаайат весело рассмеялась, словно они обсуждали нечто совершенно другое: игру в шашки или хороший чайный магазин.
— Когда растешь, зная, что заслуживаешь быть на самом верху, что мелкие семейства существуют для того, чтобы служить во благо славной судьбы твоего клана, то воспринимаешь все это как само собой разумеющееся. Ты появляешься на свет с пониманием, что кто-то другой оплачивает издержки твоей жизни. Просто так устроено. В том, что происходит во время аннексии, — есть количественное, а не качественное различие.
— Мне так не кажется, — ответила лейтенант Оун коротко и с горечью.
— Конечно. — Голос Скаайат потеплел. Я вполне уверена в том, что ей искренне нравилась лейтенант Оун. Я знаю, что и она нравилась лейтенанту, хотя иногда высказывания Скаайат ее расстраивали, как этим вечером. — Твоя семья оплачивала часть этих издержек, пусть и небольшую. Быть может, от этого становится легче сочувствовать тем, кто платит за тебя. И я уверена, что трудно не думать о том, через что прошли твои собственные предки, когда аннексировали их.
— Твоих-то предков никогда не аннексировали. — Это прозвучало едко.
— Ну, кого-то из них, вероятно, аннексировали, — призналась лейтенант Скаайат. — Но они не входят в официальную генеалогию. — Она остановилась и потянула лейтенанта Оун за руку. — Оун, мой дорогой друг! Не мучай себя из-за того, чему ты не можешь помочь. Все вокруг таково, каково оно есть. Тебе не в чем себя упрекать.
— Ты только что сказала, что всем нам есть за что корить себя.
— Я этого не говорила. — Голос Скаайат звучал нежно. — Но ты все равно будешь считать именно так, правда? Послушай, жизнь тут станет лучше, потому что мы здесь. Это уже так, и не только для местных, но и для тех, кого сюда перевезли. И даже для Джен Шиннан, хотя сейчас ее душит обида — ведь она больше не самая большая шишка в Орсе. Со временем она успокоится. Они все успокоятся.
— А мертвые?
— Мертвы. И волноваться из-за них — пустое.
ГЛАВА 5
Когда Сеиварден проснулась, она была суетлива и раздражительна. Дважды спросила меня, кто я такая, и трижды пожаловалась на то, что мой ответ, который был заведомой ложью, не сообщил ей никакой значимой информации. |