Иногда, хотя и нечасто, по утрам он бывал раздражен, но его всегда легко можно было привести в норму По натуре он был слишком мягким для того, чтобы дуться долго.
Наливая в кофеварку холодной воды, она сказала:
– Хорошо. Если ты не хочешь ни хлопьев, ни бутер, брода, ни яйца, может, тебе приготовить шпинат, брюссельскую капусту и брокколи? Ты же любишь это больше всего, верно?
Он не клюнул на эту приманку, продолжая смотреть в окно, не шелохнувшись и не произнеся ни звука.
– Может, тебе подогреть в микроволновой печи твой старый ботинок? Как ты на это смотришь? Нет ничего лучше к завтраку, чем старый башмак. У-у-у-у! Пальчики оближешь!
Джой по-прежнему молчал. Кристина достала из буфета тостер, включила в сеть – и вдруг ее осенило, что дело не в том, что Джой раздражен. Что-то было неладно.
Глядя ему в затылок, она сказала:
– Милый?
У него вырвался какой-то сдавленный звук.
– Милый, что с тобой?
Наконец, оторвав взгляд от окна, он посмотрел на нее.
Растрепанные волосы падали ему на глаза, смотревшие как-то затравленно. Во взгляде была тоска, которая настолько не вязалась с его возрастом, что у Кристины учащенно забилось сердце. На его щеках блестели слезы.
Она подошла к нему и взяла за руку. Ладонь была холодна как лед.
– Мой сладкий, что произошло? Расскажи мне.
Свободной рукой он потер воспаленные глаза: Из носа текло, и он утирался рукавом.
Он был неестественно бледен.
Что бы ни произошло, это было не простое детское огорчение. Она почувствовала это сердцем, и во рту пересохло от страха.
Он хотел что-то сказать, но, не в силах произнести ни слова, указал рукой на кухонную дверь, потом, задыхаясь, глубоко вздохнул и с дрожью в голосе выдавил:
– К-к-крыльцо.
– Крыльцо? Что ты хочешь сказать?
Он был не в состоянии говорить.
Нахмурившись, она направилась к двери и, помешкав мгновение, распахнула ее. То, что она увидела, заставило ее отпрянуть назад. Брэнди. Его лохматое, покрытое золотистой шерстью тело лежало на краю крыльца у ступенек, а голова – у самой двери, под ногами Кристины. Собака была обезглавлена.
Глава 5
Кристина с Джоем сидели на бежевом диване в гостиной. Он уже не плакал, но выглядел потрясенным.
Составлявший протокол полицейский Уилфорд устроился в одном из кресел в стиле «королева Анна». Это был высокий крупный мужчина с грубыми чертами лица, густыми бровями и той самодостаточностью, которая отличает людей, привыкших проводить большую часть времени вне дома, где-нибудь в горах или в лесу, на охоте или рыбалке. Он примостился на самом краешке кресла, держа тетрадь на коленях, что, учитывая его габариты, выглядело довольно забавно; очевидно, он старался не повредить и не испачкать мебель.
– Но кто же выпустил собаку? – допытывался он, уже задав все мыслимые вопросы.
– Никто, – ответила Кристина. – Она вышла сама.
Там в двери на кухне есть специальное отверстие.
– Я видел, – сказал Уилфорд. – Это отверстие мало для такой большой собаки.
– Я знаю, – сказала Кристина. – Когда мы купили этот дом, дверца уже была. Брэнди почти не пользовался ею, но когда возникала потребность, а вокруг никого не было, кто бы выпустил его, он просовывал туда голову и умудрялся выбраться через дверцу ползком. Я все хотела, чтобы ее заколотили, потому что боялась, как бы он не застрял. Если бы ее не было, Брэнди, возможно, и сейчас был бы жив.
– Его убила ведьма, – тихо произнес Джой.
Кристина обняла сына за плечи.
– Думаете, его могли приманить мясом или собачьи» печеньем?
– Нет. – В голосе Джоя появились металлические нотки; для него, по всей видимости, было оскорбительным предположение, что его собака погибла из-за примитивного желания удовлетворить какую-то плотскую прихоть, и он ответил сам, не дожидаясь, пока это сделает мать:
– Брэнди вышел за дверь, чтобы защитить меня. |