Коробка с ними осталась в рюкзаке, брошенном под каменным козырьком, где Кристина перевязывала Чарли плечо. Она готова была возненавидеть себя за рассеянность. Винтовка и дробовик пропали, и револьвер оставался единственным средством обороны, но в нем было всего шесть патронов.

Она приложила ладонь к его лбу – этого было достаточно, чтобы убедиться, что у него жар. Она подождала в надежде, что он успокоится, но ему становилось все хуже.

Сначала он стонал, потом начал слабо вскрикивать; крики становились громче. Он бормотал: это была какая-то мешанина из слов – отдельные слова и оборванные бессмысленные фразы. В конце концов он пришел в такое возбуждение, что Кристина взяла две таблетки тивенола, налила в кружку воды и попробовала разбудить его. И хотя сон, казалось, не приносил ему никакого облегчения, он никак не мог прийти в себя, а когда наконец открыл глаза, они были затуманенными и бессмысленными. Он был в бреду и, похоже, не узнавал ее.

Кристина заставила Чарли принять таблетки, и он с жадностью запил их водой. Она не успела отнять кружку от его губ, как он уже уснул.

Стоны и бессвязное бормотанье возобновились; несмотря на сильный жар, Чарли колотил озноб. У него стучали зубы. Она пожалела, что у них нет одеял. Подбросила дров в огонь. В пещере было довольно тепло, но она видела, что для Чарли этого тепла было недостаточно.

Около десяти утра Чарли успокоился: уже не метался и не потел – мирно спал.

По крайней мере, это всего лишь сон, успокаивала себя Кристина, могло быть хуже.

Что-то пискнуло.

Кристина схватилась за револьвер и вскочила на ноги, как если бы услышала не слабый писк, а настоящий визг.

Джой и Чарли безмятежно спали.

Прислушалась, затаив дыхание, – звук повторился, на этот раз не один, а целая серия – пронзительное, хотя и долетающее откуда-то издалека, попискиванье.

Это был не тот звук, который мог исходить от камня, земли или воды, – не мертвый звук.

Это было что-то другое, живое.

Кристина взяла фонарь. С бешено колотившимся сердцем, держа револьвер в вытянутой руке, она двинулась на звук. Ей показалось, он доносится из помещения, примыкавшего к их залу.

Мурашки бежали у нее по коже – такими чужими и враждебными казались эти слабые звуки.

У прохода в следующий зал Кристина остановилась, посветив туда фонариком. Она увидела восковые столбы сталактитов и сталагмитов, влажные каменные стены, но ничего из ряда вон выходящего. Теперь звуки доносились откуда-то из глубины, возможно, из следующей или еще более дальней пещеры.

Кристина подалась вперед и напрягла слух. Внезапно она поняла, откуда исходят звуки. Летучие мыши. Множество мышей.

Очевидно, они гнездились где-то в отдаленных залах в глубине горы и проникали через другой вход, потому что в тех помещениях, где находились сейчас люди, не было ни помета, ни останков, ни каких бы то ни было других следов пребывания летучих мышей. Кристина не имела ничего против такого соседства, пока соседи не нарушали границ чужого владения.

Она вернулась назад, села между спящими Чарли и Джоем, положила револьвер и выключила фонарь.

Ей пришла в голову мысль: что, если люди Спиви придут сюда, блокируют вход и не оставят им никакого другого выбора, кроме одного – отступать в глубь горы в поисках другого выхода, в поисках какого-нибудь хода, ведущего к спасению. Что, если они с Чарли и Джоем будут вынуждены спасаться бегством, шарахаясь из одного каменного мешка в другой, пока не окажутся загнаны в тот, где гнездятся летучие мыши? Там, наверное, можно по колено увязнуть в мышином помете; ведь этих тварей, висящих под сводом, должно быть, сотни, тысячи, и часть из них, а может, и все, заражены бешенством: ведь летучие мыши – известные переносчики бешенства…

Хватит! – гневно приказала она себе.

У нее и без того достаточно забот.