Ее лицо побелело, а глаза, наоборот, стали черными — так страшно расширились зрачки, и теперь вокруг них голубело лишь тонкое колечко радужки.

— Элли, — Даниэль взял ее руки в меховых рукавичках, осторожно сжал. — Я правда тебя люблю.

На ее лице мелькнуло отчаяние. Она рванулась, оставив рукавички в его пальцах.

— Дани, я… — у Элисии задрожали губы. — Наверно, ты и впрямь не знаешь… Я была… была в прислужницах у колдуна, — вымолвила она через силу.

Даниэль помолчал, осмысливая сказанное. Это было совсем не то, что он предполагал, — хотя, по большому счету, нисколько не меняло дела.

Он улыбнулся.

— Понимаю. Тебе наскучило прислуживать колдуну, и ты сбежала. Отлично! Хозяйничать в доме лорсиного пастуха гораздо проще и не в пример веселее. Согласна?

Элисия не приняла его тон. В глазах по-прежнему читалось страдание.

— Я была его наложницей! — выкрикнула она тонким ломким голосом. — Понимаешь? Наложницей колдуна! Рабыней Нечистого…

У него дрогнули руки, однако он сдержался и сохранил вид насмешливого глубокомыслия.

— Я очень рад, что ты надумала сменить занятие.

Рядом внезапно фыркнул Сат Аш, и Элисия испуганно прянула в сторону. Старый лорс, почуяв некую опасность, тянул шею в сторону близкого, поросшего лесом мыса, который далеко вдавался в Атабаск.

— Сат Аш, что там? — вполголоса спросил Даниэль.

Лорс глубоко втянул ноздрями воздух, качнул рогами.

— Зверь какой-нибудь, — предположил пастух. А у самого екнуло сердце: не зверь в лесу пробежал — человек таится. Враг?

Тот колдун вполне мог разослать своих помощников на поиски наложницы-беглянки. Даниэль замер, весь обратившись в мысленный «слух». Кто там, в молодом сосняке? Не понять, не «услышать». Жаль, не доучился он в Аббатстве, не выучился читать мысли…

— Дани, — шепнула Элисия, — я уеду из Атабаска. — Она протянула руку и забрала рукавички, которые он все еще держал.

— Уедешь? Надеюсь, ко мне в хижину? — произнес он с улыбкой, хотя внутри все захолодело от пронзительного предчувствия беды.

Она глядела на него широко раскрытыми сухими глазами.

— Я тебе не пара, — вымолвила она еле слышно. — Ты поймешь это… позже. Когда… — Элисия запиналась, словно говорить было нестерпимо больно, — другие женщины объяснят это твоей матери и сестрам. Когда вслед понесутся смешки и намеки…

— Вздор!

Она опустила голову, прижала пальцы к губам.

— Элли, я люблю тебя, — с силой повторил Даниэль. — Мне плевать, о чем будут болтать в поселке. Помелют языками — и надоест. А мы будем жить одни, у загона… Я спрашиваю: ты станешь моей женой?

Сат Аш всхрапнул и переступил на мягкой земле. Его уши тревожно прядали, чуткие ноздри втягивали сырой, полный запахов воздух. Даниэль положил ладонь на рукоять меча. До кромки леса было шагов пятьдесят. Пастух вглядывался. Густой подлесок словно уснул: ни птица не вскрикнет, ни белка не пробежит. Только с хриплым воплем сорвалась с ветки ворона, с шумом перелетела с дерева на дерево.

— Эй, Серый Ветер, ты вороны испугался? — спросил Даниэль с ехидцей. Впрочем, ему было не до смеха: лорс явно чуял неладное. Кто там — лемуты? Иное порождение Нечистого? Что делать — сражаться? Или звать на помощь? Атабаск близко, там наверняка услышат… Однако язык неожиданно прилип к гортани, пастух не мог выдавить ни звука. Тело обмякло от внезапного острого страха — и от того, что его захлестнул этот отчаянный страх, Даниэль испугался еще больше.