От сердца слегка отлегло, но тягостное ощущение не проходило. Перечитала присланное стихотворение и меня словно прошило насквозь. Я знала эти интонации.

Все-таки стилистика страшная вещь. Образный ряд, характеристика индивидуальная, он слишком узнаваем. Как, впрочем, и ритмический строй. Бродяга, теперь я знаю, кто вы!

«НЕ ОЖИДАЛ, БРУТ?»

В конторах наподобие нашей последний месяц перед наступлением нового календарного года проносится в хлопотах — не обязательно пустых, но утомительных. Тридцать первого декабря мы с чистой совестью могли позволить себе явиться на работу попозже, дабы по быстрому отметить приближение праздника в кругу сослуживцев и уйти пораньше.

Офис был украшен сияющими гирляндами, заботливо припасенными Анной Федоровной и накануне развешанными Мишенькой под чутким руководством женской части коллектива. В общем зале красовалась маленькая аккуратная елочка — ценная добыча бесценного Глеба Евсеевича.

Прошлый (почти уже позапрошлый) год дался нам слишком тяжело и не располагал к празднованиям. Поэтому сегодня я не без любопытства тайком наблюдала за коллегами. Мишенька восхищенно поглядывал на Мари, чья классически-замысловатая прическа вызывающе противоречила зеленоватому цвету волос. Козлов на ту же Мари поглядывал скорее озадаченно и даже обеспокоенно.

Каждого из сотрудников кто-то где-то ждал. Думаю, что им также казалось само собой разумеющимся, что затаенно улыбающаяся директриса после корпоративной пирушки тоже устремится куда-то к кому-то… Я, естественно, не разубеждала.

Удивительно, сколь неодинаково отреагировали на приближение праздника мои сотрудницы. Стремительно изменившая масть, затянутая в зеленую кожу Мари произвела, пожалуй, меньший фурор, чем наложившая легкий, почти незаметный грим Анечка — кроме того, узел волос на голове последней был сегодня чуть изысканнее обычного, а строгий гарнитур юбка-рубашка-жакет оказался выдержан в ослепительно-белых тонах и включал тончайшую кружевную отделку и еле видимую серебряную цепочку. Оленька, казалось, пыталась воспроизвести Анну Федоровну — до того перекликались между собой их нарядные светлые блузки и сдержанных очертаний длинные юбки с узкими пиджачками. Но интересно, что облик Анны Федоровны с головой выдавал в ней невесть как угодившую на пикник школьниц классную даму (строгую, но справедливую, так что школьницам не поздоровится), а практически идентичный силуэт Оленьки казался изысканной маскировкой одной из этих школьниц, самой лукавой и озорной.

Ясенев и Снегов мало чем поступились перед напором новогодья. Оба сохранили свой неизменно строгий и корректный вид. Вот только Глеб Евсеевич тем самым вызвал у меня мысли о надежности и универсальности классики, а Снегов — раздражение. Любопытно… Казалось, Рюрик Вениаминович пребывает в ожидании чего-то тягостного и не особенно склонен скрывать свое настроение. Я ощутила вину. За то, что не люблю его, и даже если захочу, не смогу подойти и спросить, не случилось ли чего и все ли с ним в порядке. А ведь люди, включая, выходит, и меня, не прощают тех, перед кем чувствуют себя виноватыми.

Лисянский, как всегда, был на высоте… Он демонстрировал такую естественность, живость и обходительность, что я как-то далеко не сразу заметила, что сегодня плащом и камзолом ему служат бледно-голубые джинсы в сочетании с жемчужно-серым джемпером и ослепительно-белой рубашкой, кажется, расстегнутой сегодня на одну дополнительную пуговичку — дань то ли излишней духоте, то ли неофициальности мероприятия.

Удивительный все-таки человек! Никогда не думала, что можно совмещать в себе сразу столько положительных черт. За все время совместной работы — ни одного неуместного замечания. Любая интонация сообразна контексту. Мягкое неназойливое чувство юмора. Собеседники подпадают под его обаяние и оказываются в его руках, не отдавая себе в этом отчета.