— Раз уж я здесь, то можно послушать и Бондиле, хотя наперед все известно. Он, похоже, решительно настроен к концу недели целиком скопировать всю стену. — Мадлен скорчила гримаску. — Я тоже хочу получить копии текстов, но зачем устраивать гонку? Этим надписям тысячи лет. Они вполне подождали бы еще пару недель, уверяю. — Она обвела взглядом пески. — А вы сами туда или вас ждут другие дела?

 — Пожалуй, я тоже послушаю Бондиле. — Клод Мишель улыбнулся самой очаровательной из своих улыбок. — Как вы думаете, он прав, полагая, что древние египтяне с помощью противовесов не только орошали поля, но и загружали торговые корабли и подавали воду в свои жилища?

 — Почему бы и нет? — отозвалась Мадлен. — Местные жители ведь используют их. — Она поерзала в седле, сожалея, что прогулка заканчивается.

 — Но весьма неуклюже. У древних, похоже, было гораздо больше сноровки, чем у теперешних нас, — заметил Клод Мишель. — Взгляните на пирамиды. — Подступала полуденная жара, и его свежее светлое лицо начинало понемногу краснеть. — Кто теперь скажет, как им удалось их построить?

 Мадлен слегка улыбнулась.

 — Они не были волшебниками, Клод Мишель, они были простыми людьми. Такими же, как мы с вами. Просто они умели с толком использовать то, что имели. И потом, все эти храмы и пирамиды были нужны им больше, чем нам… ну, не знаю… механические плуги или огромные корабли. Они жили и творили ради богов, а не ради чего-то другого. — Она говорила с такой убежденностью, что Клод Мишель обратился в слух. — Мы наделяем древних чудесными свойствами лишь потому, что в отличие от них выбрали другой предмет изучения. В их настенных изображениях нет ни паровых двигателей, ни железных дорог, хотя они бы наверняка сочли эти вещи полезными. Но все свои усилия эта цивилизация направляла на шлифовку умения передвигать непомерные тяжести — и вот результат: сейчас мы любуемся тем, что они сотворили. — Всадники приближались к домам достаточно современного вида, теснившимся вокруг более древних строений Фив. Мадлен с неохотой закрыла шейным платком нижнюю часть лица.

 — Но, исходя из ваших суждений, уже без всякого благоговения или восторга, — заключил Клод Мишель с упреком.

 — Напротив, — возразила Мадлен, чуть приглушая голос. — Я не перестаю восторгаться тем, что вижу вокруг, именно потому, что не нахожу здесь ничего сверхъестественного. Допустите, что все эти храмы воздвигнуты по мановению волшебной палочки, и спросите себя: чему же тогда удивляться? По большому счету это был бы обычный факирский трюк, достойный лишь вялых аплодисментов. Но сознание того, что простые обыкновенные люди дерзнули сотворить нечто соизмеримое лишь с горами и небесами, поражает по-настоящему, разве не так? — Она улыбнулась, хитро, лукаво, зная, что он не может этого видеть. — Это мое любимое рассуждение. Длинноватое, правда, прошу меня извинить..

 — Вам не за что извиняться, — ответил Клод Мишель, посылая вперед своего скакуна.

 — Не торопитесь. Кажется, Бондиле живет на соседней улице, — прокричала ему вслед Мадлен, пришпоривая кобылу.

 — Да. Но мы оставим лошадей во дворе, а ворота выходят в этот проулок. Там нас встретят слуги и дадут животным напиться. — После секундного колебания Клод Мишель произнес: — У него неплохой дом. Бог свидетель, он гораздо лучше, чем тот, в каком поселился я, но, конечно же, с вашей виллой ему не сравниться.

 Мадлен рассмеялась.

 — Что ж, мне повезло, да и цена была сходной. Впрочем, вряд ли мое жилище устроило бы Бондиле, ведь от него до Фив довольно далековато. Отсюда четыре мили… и три, если ехать из Эль-Карнака.