От этого крика боль в виске застучала сильнее, почти нестерпимо. Он в раздражении выключил звук. Теперь на экране рты орали беззвучно, беззвучно кипели страсти. Немая суета мельтешила на экране, немая.

Но боль в виске не утихала, она заползала выше, медленно и неумолимо, еще мгновение - и стальным обручем она сдавит ему череп. Он знал, что это неотвратимо, и знал почему.

Кадры на экране мельтешили, как будто их прогоняли с двойной скоростью. Беззвучно гремела музыка, извивались в немом танце фигуры, немыми взрывами дыбилась земля, неслись по автострадам машины, толпы тащили транспаранты. Толпы, толпы, толпы... Толпы муравьев облепили шарик. Муравьи мчат в машинах, суетятся на космодромах, строят дома. Муравьи кишат, любят, сходятся и расходятся, обжираются и голодают. Муравьи пишут книги, пляшут до упаду, придумывают себе имена и дела.

Муравьи мнят себя венцом творения!

Боль нарастала, но теперь он знал - скоро она отпустит. Он понял это только что и поразился - как не понял этого раньше: нужно сунуть горящую палку в этот муравейник, нужно разворошить, истоптать его, развеять в пыль - и боль уйдет, испарится, исчезнет навсегда.

Он протянул руку и резко провернул Ключ два раза.

За спиной кто-то тихо вскрикнул. Он резко обернулся и облегченно хохотнул: - А, это ты, Софи!

Ручная сова - живой талисман - смотрела на него немигающими желтыми глазами сквозь редкие прутья клетки.

Он пожал плечами и положил ладонь на Клавишу. Сейчас он легонько, совсем легонько надавит - и из шахты медленно тронется и поползет вверх, утробно урча, палка в сто мегатонн. А через три минуты двадцать две секунды она воткнется в муравейник. Неважно где - по эту сторону океана, по ту ли все равно. Через три минуты двадцать две секунды начнется последняя мировая война - "" конец муравейнику!

Сова захлопала крыльями, щелкнула клювом и сказала: - Одумайся, человек!

Он обернулся: - Что?

Сова повторила, глядя немигающим желтым глазом: - Одумайся!

- Заткнись! - чувствуя, что боль вот-вот замутит сознание, прохрипел он и, страшась не успеть, нажал Клавишу...

Врач третьей секции взглянул на табло - звонок шел из восемьсот двенадцатой палаты. Ткнув кнопку, он вызвал семнадцатый этаж: - Звонок из восемьсот двенадцатой. Если нужно, примените транквиллизатор.

Через десять минут звякнул вызов внутренней телесвязи. На экране появилось слегка озабоченное лицо надзирателя семнадцатого этажа: - Больной номер восемьсот двенадцать скончался.

- Ваш предварительный диагноз?

- Крайнее нервное истощение. Вы же знаете, где он служил. Плюс наркотики.

- Хорошо. Внесите сведения в компьютер.

- Слушаюсь...

...Он щелкнул переключателем на дверном косяке и сказал в переговорную мембрану: - Дежурный номер 813 прибыл.

Блеснув пластиком, бронированная дверь беззвучно отошла в сторону. Он шагнул внутрь, и дверь встала на место, слившись со стеной. Сидевший у пульта встал, буркнул "привет" и проговорил уставную фразу: - Семнадцать ноль-ноль. Дежурство сдал.

- Семнадцать ноль-ноль. Дежурство принял.

Он уселся поудобнее в вертящемся кресле, крутнулся влево-вправо, покосился на Софи, немигающе смотревшую из-за прутьев клетки, щелкнул тумблером командного устрoйства - мигнул огонек готовности. Проверять, собственно, незачем, но таков заученный порядок, помогающий скоротать хоть часть времени - впереди четыре часа дежурства, или, попросту говоря, скуки.

Закончив ненужную, но обязательную проверку, он откинулся в кресле.

Помигивали разноцветными огоньками индикаторы, медленно подрагивали стрелки на квадратных циферблатах- еле слышно жужжали сервомоторы, готовые принять команду.