|
Товарищ ваш, приехавши две недели назад, поклон от вас передал, спасибо вам, и просьбу, чтоб на озеро-то ему помочь добраться - вы прибор там какойто второпях забыли, а его теперь забрать послали. И очень даже удачно вышло - Митя-вертолетчик, что вас возил, должен был лесорубам питанию подбросить, я его и уговорил, да и он не против был крюк дать и товарища вашего Николая Ильича доставить куда ему надо. И доставил. А три дня спустя снова сел - забрать его, Николая Ильича. А не застал. Записка на двери избенки приколочена была - дескать, ушел домой, что ли. Как ушел, не знаю, должно, с охотниками прохожими. А в избе на столе конверт запечатанный и на нем надпись, чтоб вам переслать. Я конверт не распечатывал и посылаю, как прошено. За сим поклон всем вам, дорогие товарищи, и милости просим к нам в гости! К сему Гулькин Степан Степанович.
Иван непроизвольно взглянул на карту, висевшую над верстаком. В путанице извилистых линий, красных, синих, черных, в наплывающих друг на друга разноцветных пятнах отсюда, конечно, не углядеть темную точку, оставленную неосторожным движением паяльника. Но она есть. И появилась она на карте три недели назад, в тот самый день. И точку эту поставил он, ни сном ни духом не ведая, чем обернется маленькое безобидное пятнышко. И память услужливо выдала - это было так: ...стрекот печатающего устройства смолк, но бумажная лента продолжала медленно выползать из щели дешифратора. В сгустившейся тишине ее шуршание воспринималось раздражающим треском. - Выключи,- тихо попросил Антон Давыдович. Иван щелкнул переключателем, лента остановилась. Кореиьков, тяжело опершись на стол, стащил с головы шлем. - Николай Ильич,- осторожно окликнул Антон Давыдович. Тот молчал, глядя перед собой невидящими глазами. Потом вроде пришел в себя, пристально огляделся, привстав, снова сел. - Ваня, дай, пожалуйста, ленту,- попросил Антон Давыдович и повернулся к Коренькову: - Вы хорошо себя чувствуете? Тот кивнул, глядя мимо. Саша с Иваном переглянулись - мужик явно еще не очень в себе. Антон Давыдович это, конечно, тоже понимал, его самого трясло при одном только взгляде на скрученную в рулончик ленту. А Коренькову каково? И Антон Давыдович, инстинктивно пытаясь снять сгущающееся напряжение, обыденным - как будто ничего особенного не произошло - тоном спросил, протягивая ленту: - Николай Ильич, прежде чем обсудить некоторые детали, не хотели бы вы просмотреть запись? Кореньков встал и, ни к кому не обращаясь, глухо сказал: - Я хочу домой... - Да как можно? - чуть не вскрикнул Антон Давыдович. И Кореньков, будто вдруг опомнясь, снова сел и сказал словно про себя: - Да, сейчас это просто невозможно... - Ну, конечно, невозможно! - обрадовался Антон Давыдович.- О стольком ведь еще переговорить надо! Кореньков кивал: - Да... да... Ивану что-то не понравилось в этом машинальном "да-да", но, вспомнив собственное состояние - тогда, когда вынырнул "монеткой" в городском саду, подумал: "как тут не очуметь". Но Кореньков, к всеобщей радости, довольно быстро пришел в себя, как показалось, окончательно. И первым делом внимательно прочитал запись сенсокоммуникатора. Потом принялся за хронограммы. Антон Давыдович шепнул Алексею: "Ни о чем не расспрашивать, успеется", и сказал громко; - Ну, что ж, товарищи, пока Николай Ильич знакомится с материалом, нам тоже сидеть сложа руки не стоит... Сдерживая нетерпение, Антон Давидович просматривал выкладки к отчету, вполголоса переговариваясь о Алексеем. Иван по обыкновению что-то там паял в своем углу. С виду все было, как всегда - обычный рабочий день, если не считать, что за столом сидит и читает хронограммы из восьмого века белобрысый мужичок, которому от роду примерно тысяча двести лет. Едва Иван успел об этом подумать, как гость вдруг негромко спросил: - А куда вы ездили за всем этим? Иван оглянулся, Антон с Алексеем закопались в бумаги, вопроса не слышали. |
